Дьячков сын не жалеет мирских денег - на взятки и угощения. В нумере на постоялом дворе, где он остановился вместе с мужиком, идет непробудное пьянство несколько дней кряду и такое бесчинство, что депутат и проводник только дивится на господ и "ужахается". Пробовал было он заикнуться о "наших" делах, но дьячков сын, будучи пьян, только обругал его и как будто даже доказал, что дело их давно пропало, что хлопотать тут уж больше нечего и что все давно пошло своим чередом против них. Но наутро он оправился и отпустил мужика домой, сказав, что он, дьячков сын, останется ждать в городе какой-то бумаги, в которой именно и будет сказано все, что следует...
И опять идет бумага, и опять везет ее становой, и опять в бумаге что-то как будто "не так". Оказывается, что в то время, как они галдели с дядей Парменом о вторичном его путешествии, и в то время, как пьянствовал в городе дьячков сын, "истек"
еще какой-то срок, день или час, в который можно бы было что-то сделать, а после которого уже решительно "все пропало".
- И поэтому говорю вам по чести: сделайте переселение добровольно, прибавил становой. - Это будет вам выгоднее:
если же вы будете продолжать упорствовать, то - и т. д.
Несмотря на полную справедливость того, что говорил становой пристав, распоясовцы видели, что это - вовсе "не то", что им нужно, и опять не дали "согласу".
- Так не согласны?
- Никак нет! Согласу не даем!
- Не подписываете?
- Храни бог греха...
- Но ведь ваше дело проиграно?..
- Это - не та бумага!
- Фальшь!..
- Как твоя фамилия? Кто это сказал "фальшь"? выходи сюда: кто ты таков?
- Братцы! Не выдавай!..
- Что-о-о?
В шуме и гаме пишется новый протокольчик, и новый распоясовский мужик везет его куда следует, погоняя лошадь.
И становой уезжает тоже на распоясовских лошадях.
Эти два неожиданные удара, эти две бумаги, так жестоко обманувшие надежды распоясовцев, так много поглотившие денег, разрушившие так много мечтаний, в первую минуту до того потрясают распоясовцев, что они не знают, что делать.
Нет у них никого, к кому бы обратиться, узнать - как быть:
дьячков сын пропал, Пармен пропал, никто ничего не знает.
Старшина гнет на "ихнюю" сторону, в сторону фальшивой бумаги. Что тут делать? "Да неужто нет правды на свете?..
Время теперь не прежнее!.." И как только эта мысль о правде вступает в головы распоясовцев, остолбенение их тотчас же заменяется жаждою борьбы в сотни раз сильнейшею той, которая двигала ими в первых двух попытках.
