Банда потерпевших | страница 23



Когда объявили приватизацию, Гусаков сказал маме, что пришло его время. Он скупил у рабочих ваучеры и стал владельцем завода. А потом и владельцем общежития завода, где мы живем на одной с ним лестничной площадке. Рабочих он под разными предлогами увольняет, а освободившиеся квартиры сдаёт в аренду.

Гультяев снимает у Гусакова трехкомнатную квартиру этажом выше. Модельное агентство у него прямо на дому. Хотя, какое к черту агентство? Корзун и Шепель по виду натуральные братки. А вот сам Гультяев – солидняк, морда у него партийная.

После возвращения из Чечни я не живу, как все люди, а как бы смотрю тяжелый сон. И снится мне одно и то же: Султан, Ваха, зиндан и, конечно, капитан. Как из него «самовар» делали. О том, что произошло со мной, я не хотел говорить маме, но она вытянула. Но не всё, далеко не всё.

Я ни к чему не стремлюсь, ничего мне не надо. В душе – ожидание. Должно же рано или поздно что-то произойти, чтобы я очнулся и снова начал жить. Хотя есть и другое предчувствие: беды, говорят, приходят парами…

Выжил я, как ни странно, благодаря чеченцам. В соседнем ауле, куда меня принесло течением, жили сторонники бывшего мэра Грозного Гантамирова. Они были против выхода из России, и с тейпом Султана у них был чир – кровная вражда.

У меня развилась токсическая энцефалопатия. Я долго не приходил в сознание. Но чеченцы не пожалели сильных антибиотиков, сандостатина и тиенама. Ими они выхаживали своих тяжелораненых. Короче, я выкарабкался. А потом меня переправили к нашим. Долечивался я уже в Ростовском военном госпитале.

После выздоровления мной, естественно, занимался особый отдел. Так, для проформы. В предательстве меня не подозревали. Просто особистам нужна была любая информация, которая бы проливала свет на какие-то дела ичкерийцев.

Я рассказал о бизнесе Султана. Но какие были приняты меры, не знаю до сих пор. В газеты и на телевидение не попадал ни Султан, ни Ваха. Из чего я делаю вывод, что они живы и, скорее всего, продолжают заниматься работорговлей.

Отсюда и предчувствие, что рано или поздно мы снова встретимся. Пряхин вполне мог сказать, где я живу…

Я сижу сейчас за компьютером, мама смотрит телевизор.

Ворчит:

– Одни живут в свое удовольствие, а другие только смотрят.

Мне хочется ее повеселить:

– Мама, если тебе эта педарача не катит, переключи на другую программу. Или вообще не смотри.

– Надо ж чем-то заниматься, – отвечает мама.

Я говорю: читай книги. Мама говорит, что читать даже самые интересные книги стало не интересно. Я соглашаюсь: так и есть. Хотя не знаю, как это объяснить.