Сигареты «Феникс» у него ещё оставались, но «Космос» был намного лучше «болгарии» и соответственно стоил 70 копеек против 35.
– Конечно, бери. Вся сложность, Антон, в том что прописка у меня есть, но только в другом городе.
– В Москве?
– Да, в столице нашей Родины, в городе- герое Москве, в котором я родилась и выросла, – со вздохом призналась женщина. – На улице Народного ополчения. Бывал в Москве?
– Давно, в детстве, – поморщился Антон. – Народу много, душно. Кроме метро, ничего не помню. Меня ещё в автоматах защемило, я потом заикался две недели. Родители даже к логопеду меня водили…
Маргарита усмехнулась.
– Ну, хоть лестницу-чудесницу повидал, и то хорошо. На всё остальное смотреть, конечно, не стоит…
– Ещё паровоз помню, на котором гроб Ленина везли, – добавил Антон.– Мороженое там вкусное, «Лакомка» за 28 копеек. Дед мне тогда целых четыре купил, не сразу, а за весь день. Я до того мороженого никогда не ел. А вы любите такое?
Она хмуро кивнула.
– Так вы выпишитесь оттуда – делов-то. А здесь, в общаге разве не пропишут? По-моему, это вообще элементарно.
Маргарита не ответила, курила молча. Лицо её вдруг стало строгим, холодным и чужим. Булгаков не осмелился повторить вопрос. Он общался с нею раза четыре, и всегда находил Ломоносову прекрасной собеседницей. Она была проста в разговоре, легко его понимала и очень любила хирургию. Но едва речь касалась её прежней жизни в Москве и всего, связанного с этим городом, Маргарита моментально замыкалась, комкая разговор и дистанцируясь максимально. Это обижало. В таких случаях лучше всего было уходить, что Булгаков и решил сделать после следующего куска рыбы.
Из комнаты донесся какой-то звук. Хозяйка моментально вскочила и бесшумно кинулась туда. Булгаков слопал ещё кусок, вытер губы салфеткой, не удержался, слопал ещё один. Вернулась Маргарита, открыла холодильник, достала оттуда молочную бутылку с каким-то бурым раствором.
– Пить просит,– озабоченно сказала она. – Кажется, снова давление подскочило, как бы не пришлось вызывать «Скорую». Сейчас дам ему адельфан и боярышник. Нельзя ему алклголь, ну совсем нельзя.
Она ушла, занялась мужем. Через несколько минут снова вернулась. Лицо её стало очень печальным.
– Сам разделся, лёг, уснул, – сообщила она. – Сто шестьдесят на сто десять. Что ж это будет, Антон? Он ведь раньше почти совсем не пил, только в последний год начал. И чем дальше, тем чаще. Что мне делать? Обещаний уже не беру, ему пообещать утром ничего не стоит, а вечером прийти в грязь… Действительно ведь спивается. Сдал за последнее время сильно. А мне ведь 28 только…
