От штатовских фильмов ничего похожего Крылов не ждал в принципе. Более того: он их и фильмами-то не считал в том смысле, который привык вкладывать в понятие – "художественный фильм". Для него они были… Ну, в общем – репортажами с другой планеты. Причём ещё со времён пионерского детства он прочно усвоил, что жизнь на этой планете мрачна, безрадостна и жестока, и основана на циничном обмане горсткой богачей миллионов простых и честных тружеников… В этом сокровенном знании Крылова укрепляли и школьные уроки истории, и ежедневные выпуски программы "Время", рассказывающие об очередном кризисе в мире капитала, и, разумеется, репортажи горячо любимого им журналиста-международника Валентина Зорина, который, стоя на фоне нью-йоркских небоскрёбов, окутанных то ли смогом, то ли серыми дождевыми облаками, настойчиво вопрошал с экрана: "Так куда же ты движешься, Америка восьмидесятых? Какие новые социальные катаклизмы ждут тебя завтра? Сегодня утром я вышел на Пятую Авеню – эту, пожалуй, самую респектабельную улицу США. Вышел лишь затем, чтобы ещё раз вглядеться в лица простых американцев и, возможно, отыскать в них ответы на эти непростые вопросы. Люди спешили по своим делам, не обращая внимания на сверкающие огнями витрины дорогих супермаркетов. Их лица были озабочены и полны тревожных предчувствий. Накрапывал мелкий дождь. С Атлантики дул холодный пронизывающий ветер… И я подумал: так хватит ли решимости у нынешней американской администрации осознать всю пагубность и бесперспективность курса на конфронтацию с миром социализма, авторитет которого на международной арене сейчас высок, как никогда? Хватит ли политической воли пойти навстречу чаяниям собственного народа, уставшего от нагромождений лжи и экономических неурядиц?!.."
Так вот: целиком соглашаясь с любимым журналистом насчёт исторической обречённости Америки, американские фильмы, тем не менее, Крылов смотрел со всё возрастающим кайфом. И кайф этот был продиктован вовсе не игрой актёров или закрученностью сюжета. Самыми лакомыми для Крылова были как раз моменты, к сюжету напрямую не относящиеся. А именно: чередование на экране огромного количества красивых, добротных и явно недешёвых вещей, обеспечивающих героям весьма комфортное существование. Особенно захватывали Крылова начальные сцены: там, к примеру, из собственного дома с бассейном мог выйти человек в отлично сшитом костюме, сесть в "мерседес", приехать в ресторан на Манхэттэне, встретиться там с приятелем, сытно отобедать, выкурить сигару и затем обронить как бы между прочим: "Знаешь, Пол, а ведь я, если честно, давно на мели…" И спустя минуту вдруг выяснялось, что этот с виду весьма респектабельный человек – на самом деле лишь простой(!!!) американский полицейский, уволенный за принципиальность и живущий на пособие по безработице… На подобных сценах крыловское воображение, как правило, пробуксовывало. Поскольку в его понимании "оказаться на мели" означало совершенно другое. Ну, к примеру, остаться за неделю до стипендии с последней трёшкой в кармане…
