В том же две тысячи тринадцатом Вика родила нашу вторую девочку. Дом мы с женой довели до идеала – оборудовали детские, купили новую кухню взамен старенькой, собранной по частям у родных и друзей. На работе ладилось, директор обещал повышение до должности зама. Тойота по-прежнему служила верой и правдой. Младшая сестренка поступила на ветеринарный факультет, решила спасать животных, брат устроился на хорошую работу в Краснодаре, я так радовался за них! Для папы и мамы мы с Викой и малышами стали ближайшими людьми, старшую внучку они забирали к себе на денек-другой. Не часто, конечно, Вика и я не любим расставаться с детьми.
Через год разразилась война на юго-востоке Украины, Крым вернулся в Россию. Снова подорожали продукты и ширпотреб. Стареющий, но еще бодрый президент с экранов телевизоров уверенно объяснял вымирание народа демографическими волнами, дескать, Великая Отечественная виновата – повыбили фашисты тогда молодежь, до сих пор не оправилась популяция. Укладывая младшую в колыбельку, я подумал, что из моей школьной компашки повыбило всех не фашистами – Валька и Саня в земле из-за лихих девяностых, Лёнька в наркологической лечебнице, Женька угробила здоровье проституцией, Надюха "жила для себя", преуспевая в бизнесе. Родителем стал лишь я. Обидно, что люди подменили смысл жизни потребительскими химерами. Фашисты тут ни причем и зачем на них все сваливает президент не ясно.
В Америку мне расхотелось, по слухам и Риткиным намёкам там царила невыносимая толерантность и модное покаяние перед неграми. Те, ошалев от щедрот американских белых, потребовали всех европоидов без разбору опускаться на колени. Я ничего плохого неграм не сделал и на колени вставать не хочу, так что во избежание недоразумений решил остаться в Ейске.
А Ритка… Эх, Ритка. Она гнала вперед, перебирая города и страны, но в Америке, похоже, начала понимать – всё везде одинаковое. Можно наверстать в заработках и путешествиях, подтянуть культуру тела и образование, но не наверстать и не подтянуть самое важное – рождение детей, любовь близкого человека. И для того и для другого есть урочная пора, пропустишь – всё, конец.
В две тысячи восемнадцатом Ритка сообщила по Скайпу, что наконец отыскала смысл жизни и это йога! Грешный Нью-Йорк ей претил, пес издох и она, безутешная от потери единственного близкого существа, собралась в Индию – вступать в группу просвещенных, с которыми путь к умиротворению и совершенству сокращался в разы. Ее родителям было уже под семьдесят и я поинтересовался, не пора ли озаботиться уходом за ними? Ритка ответила, что пожалуй пора, но не прям сейчас – до просвещения они подождут и вообще, она выписала их на Гоа, где запланирован семейный отдых.
