Нас придавливает почти материальным ощущением его давящей, ломающей волю силы. Будто бетонной плитой приложило. Жутко.
Нет. За человека его даже с натяжкой нельзя принять.
Он обводит взглядом нас четверых. Притихшие девочки, кажется, даже дышать боятся.
— Это всё, что есть? — брезгливо интересуется, по очереди рассматривая каждую из нас.
— Всё, что осталось, высокочтимый ри-одо, — склоняет голову мучнистый. — Если бы мы знали…
Беловолосый слегка ведёт головой в сторону нашего тюремщика. Бросает короткий, как вспышка стали, взгляд. И мучнистый затыкается, синея. Низко опускает голову, втягивая её в плечи. Жалкое зрелище.
— Простите, высокочтимый. Желаете рассмотреть товар ближе?
Высокочтимый ничего не отвечает, и наш тюремщик воспринимает это за согласие. Оборачивается к нам. Указывает палкой на сжавшуюся в комочек Машу.
— Встань.
Всхлипнув едва слышно, она поднимается. И, повинуясь жесту мучнистого, делает пару шагов к покупателю. Замирает. Дрожа от страха.
— Нежная и хрупкая землянка. Полностью половозрелая. Нетронутая, — перечисляет достоинства товара серый гад. — Послушна, легко поддаётся дрессуре…
— И готова обоссаться от страха, — кривит тонкие бледные губы беловолосый. — Мне не нужна трусливая дрожащая самка. Мне нужна та, что сама захочет… служить.
Последнее слово острой иглой вонзается в моё сознание.
— Но высокочтимый ри-одо… — скрипуче блеет мучнистый.
А меня словно толкает что-то.
— Возьмите меня.
Мой голос звучит так сипло, что я сама его почти не узнаю. И не верю, что сказала это. Слышу, как ошеломлённо выдыхает Катя. Замечаю краем глаза неверящий взгляд Марины.
Даже мучнистый, кажется, безмерно удивлён.
Беловолосый поворачивается ко мне медленно. Или мне только так кажется от нервов. Это как слоу мо в фильмах для спецэффекта. И сумасшедший грохот моего сердца вместо саундтрека.
Пробирающий до жути взгляд чёрных глаз впивается в меня сотней раскалённых игл.
— Тебя? — словно ожог. Или хлёсткая пощёчина. — Зверушка хочет получить хозяина?
— Да.
Я стараюсь вложить в это короткое слово всю уверенность, которую удаётся в себе наскрести. Потому что… я тоже боюсь его. Страшно боюсь. До дурноты и тёмных пятен перед глазами. Но этого белолицего монстра боятся даже наши тюремщики. В нём чувствуется огромная сила. И влияние.
Я не знаю, что буду делать, если он действительно выберет меня. Но если это даст хотя бы малейший шанс найти Соню, спасти её… я буду ему служить. Какая разница кому?
