И вот, я уже стою в коридоре и шарю глазами по образовавшейся паузе в пространстве.
– И это все? И это все! – Сашка с насыщенным видом вываливается из спальни. – И это все – вот сучка… И все это!!! – орет он на всю квартиру.
– Что это? – прикидываюсь дуриком.
– ВСЕ…
– Да, старик, возраст Казановы, самый рассвет. И что?
– Ты мне еще про Христа напомни! Акселерация, знаешь ли. Препротивная вещь. Все по-скорому. Но я про другое… И это все? Ну надо же… – он вяло бредет на кухню.
За столом зажигают свечи. Комната колышется как корабль в ненастье или мозги в алкоголь. И каждый уже болтает, совершенно не слушая остальных. Моя персона выглядит здесь преступно здравомыслящей. Но попытка удалиться разбивается о стройную фигурку новой подружки. Она порхает ко мне из потемок и тут же втягивает меня в состояние безнадежного флирта. Уговоров не требуется. Тормозов не осталось. И еще неизвестно, кто кого охмуряет. Пусть там внутри пыхтит о приличии какой-то идиотский alter ego.
"Ты, конечно, хочешь поскорее выкрикнуть: "Не достоин!" – говорю я ему. – Вопрос только кто, кого и в какой момент? Отваливай давай – надоел!"
– А ты ничего, – выдыхают женские губки, – я думала, среди ученых только замороженные попадаются.
– Хорошо хоть не отмороженные....
– А? Да!
И мы становимся как все. А все увлечены друг другом. И только Андрей, вцепившись в своего уже изрядно охмелевшего матеседника, продолжает толковать с ним о проклятой сложности мировых систем:
– … Скользкость слов, неточность мыслей и незаконченность любого знания дают возможность при определенной сноровке построить картину бытия, которую должно отвергать, но с которой нельзя спорить. Нет, вот послушай! Я желаю (если я действительно желаю), и даже высказываю желание. Проходит время, и они осуществляются. Происходит приспособление их друг к другу. Это становится правилом моей жизни, словно я завернут в шагреневую кожу. Почему же я не должен соглашаться с Шопенгауэром?
– Самое страстное желание – жить, а ты умираешь…
Пора уходить. И все завершается почти по плану. Так – одна мелочь. Наш математик нагружается окончательно. В стель. И обнаруживается это немного поздно, когда уходящая компания уже изрядно отгуливает от Сашкиного подъезда.
Ну, пропал человек и пропал. Может ему в другую сторону. Только с другой стороны существует лишь путаница подворотен и глухая стена двора-колодца. Попрепиравшись, решаем вернуться. Находим. Наш непланово уставший соратник лежит в солидном сугробе, подгребая его под себя и шепча что-то невразумительное, но с очень нежными интонациями. Попытки поставить человека на ноги успеха не имеют. Нести павшего товарища на руках не улыбается никому. И Миша по-матерински нежно шарахнает его по башке. Говорят, помогает.
