Любовь Алексеевна не выносила вида всяческих уродств, боялась, что сможет заразиться ими, например, что у нее вырастет горб, потому что горбатым был истопник Вдовьего дома по фамилии Ремнев. Вдруг начнет расти, незаметно так, нечувствительно, а поскольку происходить все это будет сзади, на спине, то она и не сразу его заметит, а когда заметит, то есть, ей скажут добрые люди, что у нее вырос горб, то уже будет поздно. Да и не просто горб, а горбище, целая гора, которую во время всенощной настоятель местного домового храма отец Ездра Плетнев назовет Фавором.
И снова вертела головой, закрывала, а потом открывала глаза, трогала себя за лопатки: «нет-нет, не может такого быть!»
Сейчас же Любовь Алексеевна наконец укладывает перевязанные ноги на тумбочку, что стоит у изголовья кровати, и, обращаясь к соседке по палате обер-офицерской вдове Марии Леонтьевне Сургучёвой, продолжает свой рассказ:
– Так вот, муравейник тут же весь и оживал, приходил в движение, можете ли себе представить, сотни, если не тысячи насекомых впивались в мои ножки, но я не чувствовала никакой боли совершенно, разве что покалывание, такое, знаете ли, незначительное покалывание, которое приходится испытывать, когда ненароком угодишь голыми руками в заросли молодой крапивы. Там, в недрах муравейника, происходила, разумеется, полнейшая катавасия, ведь вторжение моих ножек произошло столь неожиданно, столь дерзко, так сказать, что придало обитателям этого лесного вавилона особой ярости. Однако, повторюсь, укус муравья целебен при лечении артрита, отеков в том числе и нездоровых сосудов. Муравьиная кислота в том числе используется и для лечения некоторых нервных заболеваний, а мне, знаете ли, и нервы подлечить не помешает. Да-да муравейник изрядно облегчал мои страдания. Тут еще важен один момент – необходимо веточкой ли, платком смахивать мурашей, чтобы они не поднимались выше колен и не кусали там, где им кусать не положено…
Прерывает свой рассказ и заглядывает в лицо Сургучёвой, чтобы удостовериться, что она слушает ее.
И что же она видит?
Простодушная Мария Леонтьевна только кивает в ответ, но при этом занята чем-то совершенно непотребным – скрутив из накрахмаленного угла простыни трубочку наподобие папиросы, она запихивает ее себе поочередно то в левую, то в правую ноздрю.
– Что же это вы, матушка моя, такое изволите делать? – чуть не кричит Любовь Алексеевна.
– Так ведь, душа моя, – не отрываясь от своего занятия, отвечает Сургучёва, – любил мой супруг-покойник Павел Дмитриевич пользовать нюхательный табак, тоже, кстати, весьма и весьма полезный для здоровья.
