у которого пружина
есть опасная одна, –
словно в гавань пароход, –
и содрав штаны с меня,
якорь в море стопоря,
успокаивалась, –
только та проходит тихо
мимо тени на ступени,
говорит, что здесь окурок
обронил один мужчина,
и остались на ступеньке
дым и пепел без огня.
А за ней сбежит поспешно,
никого не замечая,
девочка, чьё имя Беша,
или Коша, или Майя,
прошмыгнёт, как ветер мая,
оттолкнувшись от меня,
в руки суетного дня.
***
Зимою солнце выйдет пару раз
из своего холодного зимовья,
и греешься случайною любовью
чужих ладоней, посторонних глаз.
***
И эхо, побродивши по векам,
вконец запуталось и вот попало к нам.
–Скорей входите! Ветер так и свищет!
Закройте дверь!
Вошла:
–Я – Беатриче.
И улыбнулась:
–Мы ещё вчера…
–Я слышал, из столицы…
И подошла к столу. И тень легла
на ветхую страницу.
–Хотите квасу?
–Нет, не надо.
И улыбнулась, старый Дант читал
стихи второго круга ада.
***
Ты та же всё – придуманная мука,
всё так же сладок самый первый грех.
Стрела ещё летит, отпущенная луком,
который твёрдо держит древний грек.
21 марта 2005
***
Твоё лицо – река с мостами,
теней бегущих холодок,
меняются места местами,
и твой ущербный колобок
теряет свет и очертанья.
А дальше – берег, свалка, зданья,
ненужное напоминанье,
что время – то же расстоянье;
и в окнах скрытого значенья
уже чужое отраженье,
и за кирпичною трубой
уже не видно ничего.
23-24 марта 2005
***
Тёплый чай, вино, сигарета
и не жмися – который час? –
разумеешь, что времени нету,
только место, роднящее нас,
что по некоей формуле строгой
округляет в бокале янтарь.
Пей глазами, пальцами трогай.
Бьётся дым в потолочном зените,
как моё глухое "Простите…"
и неслышное Ваше "Жаль…"
25 марта 2005
***
Но не вечер виновен в том, что тени
стали тёмным кустом сирени,
и взгляд рассеянный, а не лучистый,
плетётся за женщиной без задней мысли.
28 апреля 2005 г
***
Дикие утки ушли в камыши, и пруд погас,
рядом сидеть, рядом молчать, рядом слушать.
Девочка выросла и уже без нас
ушла в монастырь на вечернюю службу.
18;20 мая 2005 г
Утке подруге,
живущей на юге
Мы ловим рыбу в грязной воде,
которую люди называют плавнями,
двуногие прожорливы и неразборчивы в еде,
не летают и смешно смотреть, когда плавают.
Взмывая в небо, слышу с испугом,
как у охотника радостно сердце бьётся,
не знаю, подруга, буду ль на юге
в этом году, думаю, что не придётся.
Всю ночь сижу на яйцах в тревоге,
на ушах, как говорят люди.
Глаза слезятся, не ходят ноги
и давит слева под грудью.
Я бываю всё реже среди уток
на большой воде и ужасно поташнивает
