- Подожди...
- Ну, давай, Ари! Вот уже два месяца, как я сижу без письма...
Ари вздохнул и достал конверт, который Давид тут же выхватил у него из рук.
- Я его спрятал в резиновом мешочке. Когда я добирался сегодня ночью вплавь, я только о том и думал, что ты свернешь мне шею, если я намочу твое письмо.
Давид уже ничего не слышал. Он поднял письмо близко к глазам и при тусклом свете читал слова женщины, любящей его и тоскующей о нем. Затем он нежно сложил письмо и осторожно спрятал в грудной карман, чтобы читать его еще и еще, потому что пройдут, может быть, месяцы, прежде чем она сможет прислать ему еще одно письмо.
- Как она там? - спросил Давид.
- Я, ей-богу, не пойму, чего моя сестра нашла в тебе такого? Иордана? Иордана - это Иордана. Такая же дикая и красивая и очень тебя любит.
- А как отец-мать, братья, как ребята из Пальмаха, как...
- Постой, погоди минутку. Я ведь не убегаю. Давай по порядку...
Давид вновь достал письмо, прочитал его еще раз. Оба молчали. Они смотрели в венецианское окно, на крепостную стену через дорогу.
- Как дела дома? - тихо спросил Давид.
- Дела дома? Такие же, как всегда. Бросают бомбы, стреляют. Никаких изменений. Такие же дела, как всегда были с тех самых пор, когда мы были еще детьми. Это никогда не меняется. Каждый год мы оказываемся в таком положении, из которого нам. кажется, уже не выбраться. Затем наступает новый кризис, еще хуже предыдущего. Нет, дома все, как было, - сказал Ари, - только на этот раз нам не миновать войны. - Он положил руку на плечи своего меньшего друга. - Мы все ужасно гордимся всем тем, что ты тут сделал в Караолосе с этими беженцами.
- Я сделал все, что было в моих силах. Но метлы - это все-таки не оружие, и ими солдат не обучишь. Палестина для всех этих людей - что луна. Они ни на что уже не надеются. Ари, я не хочу, чтобы ты ссорился с Мандрией. Он хороший товарищ.
- Я не могу переносить этого покровительственного тона.
- А у нас без него и его греков ничего не получится.
- Ты смотри, не попадайся на удочку этим Мандриям всех стран. Они проливают крокодиловы слезы над миллионами наших жертв, но когда настанет решительный момент, мы окажемся в одиночестве. Мандрия предаст нас, как и все остальные. Нас и впредь будут предавать и продавать, как было до сих пор. Нам не на кого положиться, кроме как на самих себя. Помни об этом.
- И все-таки ты неправ, - возразил Давид.
- Давид, Давид, Давид! Я так давно состою в Мосаде и в Пальмахе, что уже не помню, когда все это началось. Ты еще молод. Это твое первое задание. Берегись, чтобы твои чувства не затмили разум.
