– Почему ты её так называешь? Выглядит вполне обычно.
– По одной из версий, женщины такого сорта рождаются под знаком девы. Не зодиак. Это ты у нас Дева.
– Я – весы.
– Прости, не особо разбираюсь в 12-линейном круге. Имеется ввиду, что это девственницы-одиночки в большинстве своём. Но как известно, человеческая природа терпеть не может, когда ей что-то навязывают. Поэтому, в большинстве своём, такие слетают с катушек и пускаются во все тяжкие, то есть становятся гуленами и путанами. Многомужницами, короче. Как и моя Далила.
– Я чёт не сказал бы, что она особо такая.
– На ней стоит подавление. Я думал только моё, но как оказалось, гораздо глубже. Но это уже другая история. В общем, ей если не пришлось, то хотелось пройти через много мужчин, прежде чем она вышла за меня.
– Даже не знаю, что тут сказать. Ну, мы живём в современном мире. Да и ты бегал от неё, как от чумы. Что же ей оставалось делать.
– Вот ты всегда её покрываешь. Поэтому моя ревность усугублена. Она у меня в тысячекратном разе усугублена.
– Ой, как будто сам кырыллыбытынан уол. Многодетный отец. Даже сам не знает, сколькодетный. Так тебе и надо. Скажи спасибо, что она вообще влюбилась в тебя.
– Итак говорю. Так что не думай обо мне, как о каком-то растлителе и чудовище.
– Ты и есть растлитель. Мам своих внебрачных детей.
Агний понурил голову.
– Думаешь?
– Расслабься, бро. Коли б так было, весь наш мужской род был бы проклят во веки веков за наше кобелинство.
– А вдруг так оно и есть? (воспринимает за чистую монету).
– Ладно, расслабься и считай, что это была твоя маленькая демографическая лепта. Некоторые вот не совсем хотят стать родителями.
– Хочет-хочет твоя Аэлитка. Просто слишком маленькая ещё, не подросла. Мы вон сколько созревали с Далилушкой моей.
– Тогда считай, что другие подружки уже тогда были готовыми, так что всё пучком.
– Ну хорошо, так и буду думать сегодня.
Глава 27
Монолог Далилы
Хрисанф любит меня, как тот чувак с жидкими патлами и в очках у Тургенева. Это похоже на мои дурацкие полубульварные книжки. Вот почему он ими зачитывается взахлёб. Потому что сам такой: как художник на эмоциональном выходе, влюблённый не в человека и в реальность, а в самого себя.
Он любит любовь. И ту поэму, которую пишет своей жизнью. Когда меня не станет, он, убитый горем, будет страстно и возвышенно меня оплакивать, привлекая к себе общее внимание своими артистическими выпадами. А потом найдёт какую-нибудь очередную глупую молодицу и, плачась в её трусы, построит с ней отношения, основанные на неприкосновенности моего полусвятого имени, будет сравнивать нас и манипулировать бедным дитём. Так же, как у меня траблы с бессмертным образом Аракелы. История будет повторяться, а он будет упиваться чувствами, которые лелеет, как в колыбели, записывая один лист за другим, по сути создавая хвалебную оду самому себе. Не меня он любит. А то, что он любит кого то вообще. Или думает, что любит.
