Так и стояли. Вампир – напротив человека, человек – напротив вампира. Две расы, неминуемо должные истребить друг друга. Не сейчас, но потом.
Через пару истончающихся мгновений Вермаш снова смог говорить:
– Кто ты? – спросил он таинственного незнакомца, – вампир?
– Да. Голос оказался мягким, незатейливым, хотя и оставался напряженным, но этого было достаточно для того, чтобы Вермаш немного успокоился.
– Спасибо…
– Ты, тот детектив, что стал свидетелем убийства Кшиштофа Зельберга?
Вермаш опешил и удивился, но сказал твердо:
– Да.
Так и стояли молча. Лицо, залитое кровью и потом, и лицо, испещренное морщинами, но сконфуженное от страха.
Вокруг только молчание, которое разрывали крики вампов-мутантов. Клаус и Марсель добивали последних. Некоторые кибервампы, ползая на руках с отрубленными по пояс ногами, пытались атаковать Марселя. Но куда же таракану тягаться с тигром! Марсель смеялся и разрубал бедняг-мутантов, орошая сочную траву кровью. В ночи кровь казалась черной, а может такой и была. Странно было смотреть, как Высший, который больше смахивал на старца (дряхлый, иссохший, но пока крепкий), изничтожал армию его бывшего друга, который за долгое время знакомства стал, наверно, самым злейшим врагом.
– Уходи быстрей, если жизнь тебе твоя дорога, – сказал вампир, – и больше никогда не смей упоминать то, что ты здесь сегодня увидел.
Вермаш часто закивал:
– Хорошо.
– Харольд присмотрит за тобой. Уходи!
Вампир повысил голос, когда, взглянув в сторону церкви, увидел, что оттуда приближалась фигура, черная, но сгорбленная.
Вермаш испугался, никогда еще за 30 лет службы его жизнь не подвергалась такой опасности, он мог умереть. Поэтому, как только вампир снова взглянул на него, Вермаш стал отступать. Пройдя два или три шага, глядя на исчезающего во мгле ночи вампира, он развернулся и побежал в темноту. Наверно, даже в детстве детектив не бегал так быстро. В голове стоял последний момент: Он слышит рык, проносящийся мимо свет, блеск от клинка, а после лицо вампира.
– Он спас меня… зачем, может, чтобы самому загрызть? – думал Вермаш. И ему стало жутко, он обернулся, но за спиной была лишь ночь, Вермаш все бежал.
****
Я обернулся. Марсель подходил ко мне. Он был весь в крови, не своей, но в чужой. Лишь его нога была рассечена, но рана уже затягивалась. Он сгорбился, став итого меньше. Зато морщины как будто сгладились, остались, но менее старческие. Он выпил крови.
Марсель понял мои мысли и с усмешкой сказал:
