Песнь уходящего лета | страница 22



Он напряжён. Застывает каменным изваянием.

– Да гори оно всё огнём, – слетает с его губ, касаясь моих волос, и он тянет меня на себя, кутая в своих объятиях.

Он гладит мою спину, руки, колени, и я расслабленно прикрываю глаза. Я в безопасности.

Я раскрываю глаза. Яркий свет, что заливает спальню, режет глаза. Чувствую накатывающую тошноту, головная боль нестерпима настолько, что мне хочется расплакаться. Горло болит от сухости, и я чуть потягиваюсь, чтобы обнаружить ещё какие-нибудь проблемы.

На первый взгляд кажется, что я не чувствую своих ног. Божечки, я же не могла лишиться ног из-за нескольких коктейлей?

С губ срывается полувсхлип-полустон, и тяжесть с ног исчезает.

– Ну и перепугала ты меня, Машенька! – слышу за спиной.

Заглядываю под одеяло, но не обнаруживаю ничего противозаконного. Я в том же платье. Он – в спортивных брюках. С голым торсом. Взгляд упирается в жёсткую поросль тёмных волос, скрывающуюся под резинкой низкосидящих штанов, и невольно скользит ниже.

– Это просто утренняя физиология, – говорит мне Павел Александрович. – Не принимай на свой счёт.

– Ага, – согласно киваю ему, торопливо возвращая одеяло на место.

Мужчина внимательно смотрит на моё покрасневшее лицо.

– Как ты себя чувствуешь?

– Просто ужасно, – пищу в ответ. – А почему я в вашей кровати?

– Потому что тебе было плохо, и я побоялся оставлять тебя одну.

– Спасибо, – смущаюсь я ещё больше. – Вы…

– Я не прекрасный рыцарь, не твой герой, Маш, – перебивает он. – И тебе не стоит в меня влюбляться.

– Что?! – резко вскакиваю я.

Голова идёт кругом, и я вынуждена опереться на кровать. Ну, на тело рядом. И, конечно, этот неловкий жест приходится ровно на его… утреннюю физиологию. Мужчина издаёт какой-то рычащий звук, глухой, гортанный, и я медленно поднимаю на него взгляд, убирая руку.

– Простите меня, Павел Александрович, я случайно. Голова закружилась, вот и… Не специально метилась.

Он ничего не отвечает. Сверлит меня серьёзным взглядом. От синего в нём – только намёк. Тёмные тучи заполонили всю радужную оболочку глаз.

– Маша, Маша, Машенька..! – вздыхает он, поднимаясь с кровати. – Сегодня постельный режим! Никаких приключений. Сейчас принесу тебе лекарство.

Он скрывается за дверью, и я падаю на подушку, вспоминая вчерашний вечер. Пишу Лизке, что жива-здорова. Без лишних подробностей. А там уже входит Павел Александрович с высоким запотевшим бокалом.

– Пей, – кивает он, и я пью.

Не сразу обращаю внимание на вкус. А он… горький, явно алкогольный. Чувствую, что «лекарство» просится назад. Как по волшебству передо мной возникает тазик. И, пока я склоняюсь над ним, крупная ладонь гладит мои волосы, успокаивая.