– Я не знаю, убит он или нет, – ответил я деревянным голосом. – Когда он зацепил меня из своей двустволки, я обернулся и выстрелил. Старик упал, но я не могу сказать наверняка, что выстрел был смертельным. Я не знал, что это мэр города, не знал что это его лошадь, и ничего против него не имел и не имею… Просто не хотел получить ещё один дуплет из дробовика, только более «удачный»…
– Это хорошо, что вы перестали лгать и отпираться, сын мой, – сухо прервал мою речь священник. – Однако приберегите свои объяснения для судьи, перед которым скоро предстанете. И да помилует Господь вашу душу!
Не сводя с меня глаз, он отступил к звоннице, но всё же вынужден был обернуться, чтобы найти верёвку большого церковного колокола. Этого для меня было достаточно, чтобы решить его судьбу. Пусть во мне плескалось несколько больше виски, чем я обычно себе позволял, пусть обезболивающая настойка этого попа-эскулапа начинала на меня действовать, как снотворное, но жажда жизни, стремление выжить любой ценой меня ещё не оставила!
Как только священник отвёл глаза, я схватил из его хирургического набора, всё ещё лежащего раскрытым на ближайшей скамье, большой скальпель и метнул его, что есть силы!
Когда годами живёшь на индейском пограничье, чему-нибудь да научишься у местных. Я знал рейнджеров, которые становились отличными следопытами. Другие умели сливаться с местностью и красться, не хуже краснокожих. Я выучился метать ножи и томагавки. Немного умею стрелять из лука, но лука у меня тогда не было, а вот скальпель подвернулся под руку весьма кстати – один взмах и он вошёл попу в грудь по самую рукоятку!
Священник упал, не издав ни звука. Я попал точно в сердце, и смерть наступила мгновенно. Понимаю – грех убивать служителя Господа, и вдвойне грех убивать того, кто только что помог тебе, как врач. Но вопрос был – он или я. Не знаю точно, какого судью он имел в виду – того кто отправляет людей на виселицу или того, кто потом решает куда девать их души, но я пока не был готов видеть ни того, ни другого.
Хорошо, что поп не успел ни позвонить в колокол, ни выстрелить. Теперь до утра сюда никто не придёт, а я за это время успею убраться! Так я думал, но видно мне суждено было в тот раз ошибаться на каждом шагу.
Во-первых, лошадь мэра мне больше не далась. Она действительно паслась здесь же возле церкви, но, увидев, что я подхожу, стала недоверчиво фыркать, брыкаться, лягаться и отбегать на недосягаемое для рук расстояние. Успокоить её, как накануне, не получалось, и в конце концов я оставил эту затею.
