Я был молод. Время лечит. Постепенно из памяти начали стираться оттенки эмоций. Верочка перестала являться в грёзах и снах. Просто отпустила меня и мою душу на волю. Именно тогда в моей жизни появилась Лёля – сероглазая разбитная восьмиклассница. Девочка просто лучилась счастьем, искрила энергией.
Мы жили в соседних домах. Нам было по пути: мне в техникум, Лёле в школу.
Полярная зима – это непрерывная ночь. Как-то утром девочка догнала меня и предложила ходить вместе.
– Мне немножко страшно в темноте. Ничего, если я буду за тебя держаться?
С тех пор мы не расставались. Я провожал непоседу Лёльку до школы, встречал после занятий, иногда сбегая для этого из техникума. Вечером девочка звонила по телефону, требовала немедленно прийти, потому, что не может в чём-то разобраться или необходима срочная бытовая мужская помощь. Причин для свиданий у неё находилось множество.
Всю дорогу до школы Лёлька держала меня за руку миниатюрной ладошкой без варежки, несмотря на трескучие морозы, развлекала бесконечными наивными историями из собственной жизни и приключениями друзей.
У моей новой подружки были изумительные кукольные пальчики, фарфоровая кожа, пушистые ресницы, яркий румянец и пухлые рубиновые губки. А как удивительно она глядела на меня, затягивая с головой в дивный омут выразительных серых глаз в половину лица!
Вскоре я не представлял без Лёли и её очаровательной улыбки не то чтобы жизни – минуты, дня. Мы проводили вместе столько времени, сколько могли позволить, чтобы не было проблем с учёбой и домашними обязанностями, со многими из которых весело и споро справлялись вместе.
Лёлька любила дразнить меня, намеренно наклоняясь, чтобы обнажить краешек трусиков, “нечаянно” расстёгивала пару-тройку пуговок на домашнем халатике, задирала платье, показывая невзначай “гадкий прыщик” или ссадину, чем основательно смущала мою чрезмерную скромность. Но это ничего не значило. Совсем ничего. Во всяком случае, мне так казалось. Чем бы дитя не тешилась – оно просто дурачится.
Мы были знакомы четыре месяца, но всё ещё держали пионерскую дистанцию, запрещая себе даже мимолётные прикосновения. Но однажды Лёлька простыла. Я ставил ей горчичники. У меня горели щёки, дрожали руки. Линия позвоночника, острые лопатки, упругие холмики ягодиц гипнотизировали взгляд, не позволяя сосредоточиться на медицинской процедуре. Я видел, что находится у Лёльки под мраморной кожей. В голубоватых лабиринтах фантастических рисунков вен пульсировала кровь. Дотронувшись подушечками пальцев до Лёлькиной лопатки, я испытал настоящий шок. Она съёжилась, взбрыкнула и покрылась мурашками. Как же мне хотелось прикоснуться к её спине губами. Хорошо, что подружка не видела выражения моего лица. Наверно в этот миг я был похож на маньяка, готового на всё. Лёлька плакала, жаловалась на жжение, на то, что болит голова и ломит тело. Я сидел подле неё, перебирал миниатюрные пальчики, целовал в лоб и волосы, всячески пытался успокоить.
