– Сукин сын… – до белых костяшек сжатые обескровленные кулаки страшаще свисали острыми глыбами с видимой, ощущаемой на коже, по которой пробегал беспокойный холод, опасностью. Кормак тут же повалился с расколотым стуком, уже упавший и догоняемый жестокими атаками крепких подошв ботинок скрючился в попытке беспомощной защититься, как бродячая собака с ободранной шерстью жмется от летящих в нее камней, оставляя пугливые следы на мокром песке…
…Парень безнадежно осунулся на стуле – проявился грустным силуэтом на панорамном сером фоне загрязненного окна, с другой стороны окруженный розовыми стенами и, с опущенной к проседающей доске рукой, подобной той мягкой петле, поникшей с потолка тесной кладовки, опустошенно смотрящий на глиняно-синий вытянутый коридор, прохладой тянущий по голеням, сковывая движение закостеневших мышц, вздрогнувших при открытии черноты входной двери, за которой очередным призывом раздался принуждающий и влекущий, пугающий крик птичей глотки.
Прихожий молча подошел, сел рядом, не отрывая напряженного долбящего взгляда от собеседника, и с лаконичной жесткостью сказал:
– Я знаю о девочке.
– Что ты с ней сделал? – в словно замершем взгляде исподлобья ярость слабо поднималась откуда-то из глубин.
– Что ты с ней сделал? – аналогично отчеканил второй смотритель, подойдя вплотную и повысив тон до крика – что, тупая мразь?
Пока кончики пальцев Кормака степенно подрагивали в такт нарастающей тревоге, будто сотня пауков, иглами в мягкую кожу впивающих свои лапки, оставляющих колотые раны, ползущих один на другого без цели с едиственной инстинктичной тревожностью перед смертью, нападающий все наращивал уже бьющую злыми волнами по самому маяку, оголяя ржавую дверцу и старые стены, интонацию:
– Изнасиловал ее как ту куклу, да, ублюдок?
Мгновенно парень вдарил большим пальцем в глаз мужчины со сминающимся хлопком и брызнувшей кровью и когда стенающие от боли тело повалилось вниз, паренек вцепился в стальную спинку стула, с замахом ударив по ломающейся хрустящей шее противника, затем еще раз, пока от орудия не обломилась ножка, оставлявшая царапающие следы на полу, куда затекала загустевшая противная кровь.
– Ты отвратителен… – послышался критикующий голос девочки, чьи босые белые ноги теперь оставляли красные следы, парой начинавшиеся от ошметков черепа мертвого, мешавшихся с зеночным белком.
Несколько напряженных секунд встряли между ребенком и взрослым ужасно торчащим из носа хрящем, сопровождаемым разорванной на тонкие лоскуты кожей лежащего.
