***
Я рвался.
– Да чёрт тебя раздери!
Змеюка выпустила меня из объятий. Шипя, пнула, за то, что лягнул. Я, как дурак, уставился на неё. Змееносец потирает коленку. Серое небо мнётся, пахнет инеем. Цепи бренчат, качаясь по инерции. Я снова здесь. Только ниши пусты. Мы со Змееносцем одни. И Лев на посту.
Приходится дышать. Приходится осязать, терпеть боль. Но то, что только что пережил, не отпускает. Чувствую себя зажатым в кулаке. И знаю, наверняка знаю, что так и останусь. Не освобожусь. Больше никогда.
– Я видел его, – сиплым шёпотом выдавливаю из себя.
– Кого?
– Его, – переступая через страх, поясняю: – Хозяина.
Теперь её глаза стали же круглыми, как у меня. Польстил себе, предположив, что если не смутил, то напугал.
– Фантазёр. Я ангела наколдовала. Никого там больше быть не могло.
Как же устал шарахаться от неё. Черти не колдуют. Бесы не работают на телевидении. Дьявол не имеет женского лица. Не может ластиться змеем на женских плечах. Но, незримо, остаётся со мной. Теперь всегда. Намёками. Предчувствием. Тринадцатым, который неоднозначностью своей природы меня что вилами колет.
Ласковые пальцы теребили пуговицу моей рубашки.
– Знаешь, почему с самоубийцами работаю?
Я не знал.
– Это надёжно. Завистники, убийцы, даже клеветники… каялись. Нескоро, но прощались. А вы, – улыбнулась, – вам дорога одна. Вами выбранная.
Я хотел выразить несогласие. Что поступком своим жаждал обрести избавление. Что не заслуживаю больших прижизненных мучений, ведь, в отличие от других, никому ничего худого не сделал. Но и сейчас я ничего не сделал. Даже не положился на свои же мысли. По моему лицу, вероятно, можно было предположить, что внезапно и бесповоротно оглупел. На самом деле прислушивался к себе. Как бы меня за своеволие не раздавили.
Подколодная опустила глаза.
– Не обижайся, что ангелом обманула. Хотела проверить, уповаешь ли по-прежнему, – смущённо почесала затылок. – Как оставила пост Весов, так забывать стала, как вас из крайности в крайность бросает.
Я пал низ. Опуститься на колени не давали золотые путы.
– Прости. Прошу, прости!.. Я всё понял.
Рывком поставила на ноги.
– Пока хватит с тебя?
Прикрыл глаза, чтобы вспомнить темноту. Чтобы удержаться от всего, что могло отвлечь. Рука, гладкая, как кожа питона, робко дотронулась волос. Погладила от виска по щеке, по линии шеи.
– Будешь послушным?
– Всё сделаю, – пообещал я тем самым, не своим голосом.
– Ладно. Бабка всё равно скоро помрёт. Потерплю.
