– Спасибо, – скорее отвлёк я Овна.
В глазах Козерога прочёл многое. Но прежде за напускной гордостью узнал злую безысходность. Обречённое ремесло. С таким успехом вволю море ложкой черпать. Он, наверное, единственный из нас, кому и по плечу, и по колено. Однако будь его попытки недо-саботажа хоть мало-мальски действенны, вряд ли Змеюка пустила всё на самотёк.
– И как успехи, учёный? – продолжила та беседу с ним один на один.
– Тебя и без моих статей мало кто вспоминает. Не верой кормишься. Не одна из нас. Чёрт очередной.
– Хм… И между делом ты, коли так, не попросил бабку донимать меня?
Козерог более ни слова не сказал. Только выгнул бровь. Будто это Змееносец на допросе. Умный малый, как пить дать, догадался, кто есть кто. Отводит фокус. Неожиданное заступничество. Отныне я по гроб жизни ему обязан.
Змеёныш переключился на Рыб. Утопленница заперта в вертикальном аквариуме под габариты человеческого футляра, как в капсулу с формалином. С ней точно диалог не срастётся. Робкая, талантливая, успешная и доподлинно богатая смущённо ёжилась в толще воды.
– Что ж… – протянула Змеюка, заступив на очередной круг. – Один за всех, все за одного? Что выберете? – остановилась передо Львом. Развела руки, сложив ладони лодочками. – По очереди кошмарить?
Меня заколошматило. Понятная пантомима. Она… она всё знала изначально.
– Или всех в ад? До смены на посту.
Пауза.
– Не надо.
Я не узнал своего голоса. Он был не тоненьким и не таким жалким, как предполагал бы. Просто… не мой. Наконец надзирательница посмотрела на меня. Другие десять пар глаз, кроме пребывающего в астрале Льва, повторили за ней. Будто кончикам ножей по телу водят. Зачем-то проверил цепи на прочность. Дёрнув, зашипел. Чуть суставы не выбил. Чаши, одна золотая, другая за каким-то чёртом бронзовая, гулко брякнули, стукнувшись о коромысло. Вечно пустые, украшения ради повешены. Чтоб бесить меня.
Зачем выдумывать эпитеты, выгораживаясь? Я заплакал. Устал. Перетрусил. Измучился. Столь всеобъемлющую безнадёжность испытывал только в последние минуты жизни. Когда внезапная жажда глотка воздуха оборачивается спазмом горла. А всего то – детская сцена. Нашкодивший ребёнок, наказанный осуждающими взглядами.
– Не нравится тебе? – едко спросил Змееносец.
Подбежала. Что странно, не ко мне – к Стрельцу. Тот по-прежнему держал руки скрещенными на груди. Со словами: «Вот, любуйся», девушка рванула того за локти. Из груди его торчало окровавленное остриё. Второго конца копья не видно, но по тому, что декабрьский не решается даже шевелиться, я предположил – насажен. Приколот бабочкой на булавку. От выходки Змеюки лишь нахмурился. Очевидно, я единственный, кто не знал.
