– Даром? Каким даром?
– Ну как "каким"? Делать фотугры. Будто сам не знаешь.
Теодор не понимал.
– Видишь ли, друг мой, – Лексис немного успокоился. – Только обладающие определенным даром, фотуграпы, могут делать фотугры с должным эффектом. Вот у меня этого дара нет, и если я использую твою камеру, то не произойдет ровным счетом ничего. Но если это сделаешь ты, или другой фотуграп… А ты еще смог там побывать и вернуться… Это невероятно! Хотя, конечно, и цена такого дара весьма высока.
– Цена? – Теодор начал заметно волноваться. – Что за цена?
– Фотуграпы не могут иметь детей. Совсем.
У Теодора защемило сердце. Сам-то он справится. Наверное. Но Лиза? Как ей сказать? А может, она уже в курсе?…
Они сидели на берегу звонкого ручейка, слушали позднюю птичью песнь, вдыхали ароматы ночных трав. Огромная Луна призрачно освещала все вокруг. Чужие, но уже привычные звезды едва не цепляли макушки деревьев. Годы совместной жизни. Второй совместной жизни. Другой жизни. Жизни без детей и внуков. Жизни в полном достатке и роскоши. Без наследников. Без будущего. В целом мире были они одни. И их прошлое. Прошлое из другой жизни. В этом мире они так и остались чужаками. Теодор больше не занимался фотуграми. Он писАл картины. Картины своей жизни. Жизни с Лизой, детьми, внуками. Картины были странными, часто непонятными Двору и окружающим. Но они завораживали своей искренностью и фантастичностью, и от этого ценились куда выше пейзажей. Лишь иногда, несколько раз в год, по настоятельной просьбе Двора Теодор отправлялся в Великое Ничто. Он был не единственным, обладавшим даром фотуграпа. Но единственным, способным уходить в Великое Ничто и возвращаться. Он отправлялся просто посмотреть, проверить. Ему было душно там, среди мрачных порочных образов-фотугр, тяжелое ощущение страстей и похотей почти перекрывало дыхание. Но он должен был убедиться, что все правильно, что Двор в очередной раз принял верное решение. Сделав наблюдения, Теодор с облегчением возвращался домой, к нежно любимой Лизетт. Но сегодня его глодало ощущение чего-то незавершенного. Как будто он вышел из магазина с полными сумками покупок и ощущением, что что-то забыл купить. Но что именно забыл – не помнил. Вот и накануне Теодор внимательно и придирчиво осмотрел все фотугры, в который раз убеждаясь в закономерности их там нахождения. Но что-то было не так. Что-то он упустил. Что-то не заметил. Возможно, тяжесть этого места или возраст немного притупили остроту восприятия. Или наоборот, ему очень хотелось найти хоть что-нибудь светлое. Но придворный фотуграп не имел права на ошибку. Лизетт своим чутьем любящей жены уловила беспокойство Теодора.
