Леша вошёл в вагон полуночного метро вслед за высокой стройной девушкой в длинном лёгком платье и на высоких каблуках. Короткие, под ёжик, светлые волосы вызывали некий диссонанс с остальным образом незнакомки. "Очередная выпендрежница" – решил Леша и погрузился в свои мысли. До пятницы, когда он сможет поехать к жене и дочке на дачу, оставалось ещё два дня. Свободных мест в вагоне было достаточно, но парень не стал садиться, чтобы не заснуть ненароком и не проехать свою станцию. Он бездумно бродил взглядом по вагону, редким ночным пассажирам. Глаз снова споткнулся на девушке с короткой стрижкой. Она быстро отвела взгляд, но Лёша успел заметить некий испуг, растерянность. Он повнимательнее рассмотрел незнакомку. Она снова бросила на него робкий взгляд, Лёша улыбнулся в ответ. Да, растерянность и неуверенность явно читались в её глазах. Она смущённо улыбнулась и опустила голубые глаза. До нужной станции ещё было время, Лёша приблизился к незнакомке.
– Привет. Я Лёша. У вас все в порядке?
– Наверно. Теперь, кажется, да. – тихо произнесла девушка. – Но помощь мне бы не помешала.
– Я могу помочь? – само собой вылетело у парня.
– Да, думаю, да. Если не трудно, проводите меня, пожалуйста.
"Проводить? Ну а чего ты хотел? Сам же спросил, вот и отдувайся теперь" – пронеслось в Лешиной голове. Заметив некоторое замешательство парня, девушка продолжила.
– Здесь недалеко, рядом совсем. Но уже очень поздно, мне страшновато одной…
И парень сдался. Они вышли на следующей станции, поймали машину. На мгновение Лёше показалось, что он летит над ночным городом в ступе с Бабой Ягой, но это было лишь ночное видавшее виды такси с каким-то невнятным плешивым мужичком за баранкой....
Ночь была "жаркой". Страстные объятия, безумные ласки, сладостная истома и снова неудержимая страсть. Изредка в Лешиной голове вспыхивал огонёк совести – "что же ты делаешь? У тебя же дочка, жена…". Но его тут же захлестывало волной бездонных голубых глаз – "ничего, всего одна ночь, никто не узнает…".
Ранним утром счастливая приободренная девушка вышла из своего дома и направилась в лес собирать травы. Только смоляные волосы ее были теперь до пят, и черные глаза, казалось, поглощали утренний свет. На заднем дворе ее избушки в большой железной клетке с довольным видом клевал печень ручной стервятник, в тихом солнечном уголке сушилось сердце, на только что политом свежей кровью деревце наливались молодильные яблочки. Обезжизненная шкурка давно догорела в печи.
