Все втроем вышли наружу. После сырого гнилостного полумрака воздух показался сладким. Белецкий скрылся в зарослях, вплотную подступавших к мельнице, его шаги затихли, поглощённые стеной из ивовых стволов и листвы.
Митенька с Терентьевым поднялись на мостки, ведущие к колесу.
– Почему он оставил Ульгень? – обращая свой вопрос в пространство, задумчиво повторил Терентьев.
Они подошли к колесу. Митенька заглянул в неспешные воды, которые лениво омывали покосившиеся лопасти. Какая-то несуразность привлекла внимание Митеньки, но он не сразу понял, что именно показалось ему странным.
– Анатолий Витальевич, – наконец сообразив, окликнул он погруженного в свои мысли Терентьева, – посмотрите! Колесо недавно двигали. Видите, здесь вот сверху тина?
Сыщик провёл рукой по лопасти, находящейся на уровне его груди.
– Действительно! Эта доска сырая внутри. А ну, помогите мне!
Вместе они навалились на жалобно скрипнувшие доски. Колесо не поддавалось.
– В раскачку, – скомандовал Терентьев.
После нескольких резких движений колесо наконец сдвинулось и начало понемногу проворачиваться вверх-вниз. Амплитуда становилась всё больше. Раз – два. Раз – два. Из воды показалась нижняя лопасть и что-то потянула за собой. Непонятный груз снова погрузился в воду, а потом вынырнул на поверхность, повинуясь закону инерции.
Более страшное грузило представить себе было сложно.
На колесе болтался труп Сёмина, зацепившийся за доски воротом рубашки.
– Силы небесные! – ахнул Терентьев, отпустив колесо. – Нашёлся!
Краем глаза он заметил, что Митеньку ведёт к обрыву мостков, рука молодого человека неловко ухватила воздух в поисках опоры. Едва успев среагировать, сыщик удержал юношу за локоть, не дав тому свалиться в реку. Митенька был мертвенно бледен, ноги под ним подламывались.
– Тихо-тихо-тихо! – Терентьев помог Митеньке сесть. – Ну-ка, присядьте-ка, а то еще в воду упадёте.
– Простите, – побелевшими губами прошептал молодой человек.
– Да чего уж тут? Экая страсть с непривычки-то! Хотя вы, Дмитрий Николаевич, последнее время очень успешно мертвецов находите, – толи в шутку, толи всерьез сказал Терентьев и доверительно добавил: – У меня в писарях бывший околоточный. Хороший мужик, крепкий, да вот только покойников совсем видеть не может, сразу чувств лишается. Даже к доктору ходил. Ему сказали, что это у него некрофобия. Не лечится она. Вот и перешёл из околоточных в писари. Ну что, полегчало вам?
Митенька слабо кивнул, головокружение его и вправду почти отпустило.
