– И я на переднем сидении в мини-юбке!..
В комнате поменьше затаился у окна неоднократно чем-то залитый письменный стол ядовитого желтого цвета, на котором если что-то и писали, то наверняка доносы. На столе кроме дешевой стеклянной вазы с отбитым краем и трех бутылок ничего больше не было. Возле стола уныло притулился единственный в квартире стул. В этой комнате тоже стоял шкаф, сработанный советскими передовиками производства из ДСП и заваленный сверху некоей пыльной рухлядью. И еще здесь же находилась нечаянная гордость Демьяныча – невероятных размеров диван, оставшийся от блудливого дяденьки и готовящийся в данный момент к использованию по назначению: на нем разминались двое разнополых студентов. Павел Петрович не стал возиться с ними долго. Над диваном у стены на нескольких гвоздях висел некогда популярный в деревнях коврик, на котором нитками трех цветов – коричневой, черной и белой – была выстрочена оленья семья, гордо ломящаяся сквозь дремучий лес. Этим, как оказалось, весьма пыльным ковриком, Павел Петрович и накрыл разгоряченную пару.
Оставалось заглянуть на кухню, как вдруг в прихожей раздался дребезжащий звук – кто-то звонил в дверь. Неизвестно, оказался бы этот придушенный звук кем-то услышан вообще, если бы магнитофон именно в этот момент не добрался до шипящей паузы между песнями. С пола поднялся долговязый детина в желтой футболке с изображением какой-то эмблемы и непонятной аббревиатурой «UKLA».
– Бота́н, наверно, – сказал он и пошел открывать. Павел Петрович скользнул за ним в тесный коридор. Долговязый щелкнул «собачкой» раздолбанного английского замка и распахнул дверь.
Павел Петрович удивился гораздо сильней долговязого: на лестничной площадке стояла божий одуванчик бабка Наталья. Долговязый разочарованно буркнул:
– Чего надо?
Павел Петрович ожидал всего чего угодно от глухой старухи, но не ее ответа неожиданно ясным и крепким голосом.
– Оборотись, оборотись на себя, – сказала бабка Наталья, спокойно глядя в глаза долговязому.
– Чего? – подался чуть вперед тот.
– Не отопьешь, так все расплескаешь, – продолжала старуха. Долговязый хмыкнул и громко ответил:
– Отопью, бабка, отопью. А не хватит, еще сбегаем. Иди к себе.
Бабка Наталья покачала маленькой седой головенкой, отошла к своей двери и когда детина уже решил закрыть дверь, неожиданно обернулась и так же ясно и отчетливо произнесла:
– Будут у вас слезы стеклянные.
И добавила почти ласково и задумчиво:
