— О еде, наверное.
— Ну, это, само собой. А ещё? Если подумать?
Я переглянулся с хитро прищурившейся Валентиной Марковной, не преминувшей мне лихо подмигнуть.
— Ну, не знаю…голова уже плохо соображает, — схитрил я.
— Не знаю кто о чём, а я больше всего хотела отомстить. Это желание появилось не сразу, нет! Сколько тогда мне было — всего ничего. Но спустя год от увиденного и испытанного, а, может, от почти полного отсутствия надежды и постоянной жажды хоть капли сострадания внутри… вместе с ненавистью к немцам стала расти злая и зыбкая мечта. Чтобы хоть кто-нибудь пришёл! Большой и сильный. И не стало всей этой мрази: ни лагер-фюрера, ни капо, ни охранников, ни полицаев, никого! Странно, много лет прошло, а заноза эта в душе сидит и не уходит. Умом понимаю, что всё это бессмысленно. Мне бы простить и…нет, не забыть. Просто перестать беспокоиться. Нельзя такое прощать, Гавр! Никакое цивилизованное наказание виновным не может уравновесить наших страданий… И тут появляешься ты! Как ни в чём не бывало тащишь мою давнюю священную мечту у себя под мышкой. Ты и не представляешь, Гаврила, какое это неповторимое чувство! Пусть не я сама, но кто-то сможет там побывать с опытом послезнания. Нет, нет, Луговой, не смотри на меня таким сочувствующим взглядом! Я не требую тебя разнести там всё вдребезги и пополам. У тебя своя миссия. Не думай о нас. Спасай своих. Но обрати внимание на ещё один важный нюанс. Тебе ведь указали, что мир, в который ты попадёшь — параллельный, с некоторыми отличиями? Вполне возможно, что ты можешь встать перед выбором: или твоя семья, или жизнь тех соотечественников. Ты уже однажды поддался эмоциям и совершил необдуманный шаг. Уничтожил Демиурга, пытаясь защитить тот мир. Не делай этого больше! И не только потому, что, скорее всего, Хранители тебе больше не дадут другого шанса. Просто пойми, там другой мир с другими людьми. И точка… Иначе это путь к сумасшествию. Возьми на себя бремя вины, Миротворец.
— И как прикажешь после такого жить, Моисеевна?
— Радостно и со вкусом, Никитич. С чувством глубоко исполненного долга отца и мужа.
— Не знаю, ох, не знаю…
— Думай, Гаврила, живи своим умом! За тебя это никто не решит. Моё мнение ты теперь знаешь. Кстати, сразу не спросила, а потом закрутились с архивной канителью. Чем так важен Демиург, которого ты подорвал гранатой в варшавской гостинице? Я о таком человеке что-то не слыхала, хотя историю Рейха знаю неплохо. Как там бишь его, Валька?
