Вот так вот и живу.
* * *
Сегодня во сне кормила грудью ребёнка. Только, вроде, родила. А у него подбородок как у моего папы. И я кормлю и плачу сразу и от счастья, и от горя.
Глаза открыла: ни счастья, ни горя. Сплошная пустота.
* * *
Новости книгописательства
Есть первые 100 тысяч знаков и даже немного секса. Буквально одно предложение. Обозначить, так сказать, недуховную скрепу. Специально для господина Беспалова, который просил «побольше эротицизма».
* * *
Плохой день. Настоящее тринадцатое. Буду скулить. Поэтому либо пролистывайте, либо не жалуйтесь.
Началось, конечно, с того, что разбудили. Неужели так трудно понять, что в свой законный выходной Я СПЛЮ? Ну ладно, встала, давай собираться к родителям. Руки всего две, а в них надо унести 12 литров воды, женскую сумку, которая сама как 12 литров воды, два пакета мусора и продукты на кладбище. О-о-о-о-о-о-о-окей, кое-как спустилась, доползла до мусорки. Кто-то выкинул чёрного котейку, масенький. Весь подъезд в чашках, плошках и кучках. Ходит пищит. Мне никаких котеек нельзя по договору. Поплакала, перешагнула. Приехал таксист. То ли глухой, то ли тупой, то ли сразу оба два. В заявке указано «Южный», он проезжает мимо. Я говорю «и чо?», он «а я думал, не надо» (сука нахуй блядь, вот бы мне уже тогда заподозрить, что всё пойдёт через пизду). Ладно, развернулись, покрутились, приехали к Версалю в цветочную палатку. А поскольку я поехала к родителям на кладбище, то рассада была главным промежуточным пунктом. Бля, как всё дорого. Какой-то копеечный портулак, который растёт просто как мусор – 45 рублей штучка. Сука сука сука сука. Набрала разного на 800 несуществующих рублей, поплакала. Остановите, говорю, на выезде из города, где землю продают. Были в мае, у мамы опять провалилась могила, и прям мешок-то земли надо. Я еду и думаю, сука, сколько он стоит и как я его дотащу. Но хуй-то там, не было ни одной машины. И я такая «аааааАААААА!!!». Едем. Начинает крутить живот. Я такая, да бляааааадь. Нет. Не сейчас. Пожалуйста. После сворота на Маркова «нет, не сейчас» перешло «блядь, да чо ты плетёшься-то!!!». Потом я на почве стресса пропустила сворот на нашу улицу, пришлось делать крюк. Приехали, сдачи нет. Сука. Ладно, хуй с тобой. Потащила сумки к своим, а сама думаю, как бы быстрее сквозануть в ближайшие кусты (которые, на самом деле, далеко не ближайшие: до них бежать ещё метров сто). А этот тупоглухой пидор стоит, не уезжает. Я мялась-мялась. Кричит с дороги – возьмите сдачи! Сука, да уезжай уже скорей, у меня уже бежит. Бля, что пережила – всё моё. А надо сказать, что я вообще не хожу на кладбище в туалеты. Ну как «в туалеты». Нету там туалетов, только лес. Если приспичивает до выпучивания глаз, то я шепчу «простите, простите, простите, простите». Потому что они стоят и смотрят. Это как-то неприятно. Не всегда, конечно, вижу, но бывает. А в таком случае, если только писать хотел, то заодно и покакаешь. А уж если какать, то просто фррррррррр на полчаса. Короче, побежала. Сумка в зубах, всё остальное у наших в оградке. Сру и думаю, господи, какой позор. Прямо до слёз от обиды. Приползла обратно, руки-ноги дрожат, плакать охота, захожу в оградку – пииииииииздец. У мамы всё провалилось сантиметров на тридцать. При том, что уже несколько раз обваливалось и мы всё досыпали. И в эту страшную пропасть ухнули и тарелочки, и чашечки, и рюмочки, и засохшие розы. А сверху торчит полуметровая крапива. Много. Прям иглы аж торчат. Полезла вытаскивать посуду, ужалилась (четыре часа прошло, а до сих пор горит). Тут вспомнилась и Эльза, которая своим братьям-лебедям вязала из кладбищенской крапивы рубашки. Я бы, наверное, сказала, гутя-гутя-гутя, давайте заходите живее в сарай, там уже ваша тюра стынет. Короче, что делать, ума не приложу. Живот бур-бур-бур. Запихать все цветы папе – не вариант. А я пока с этой жопой носилась, даже со своими не поздоровалась. То есть они ещё обиделись на меня. А нет, погодите! Я поняла, что пиздец планам, как только подъехали. На нашей ограде сидел здоровущий чёрный ворон. Да, вот теперь настроение полностью обрисовано: жопа, 800 рублей + такси в обе стороны, ворон, провал. И я стою такая, прям не знаю: то ли всё бросить и ехать домой, то ли высадить только папе, то ли ходить и со всех могилок на мамину нагребать. А ещё я благополучно дома забыла все копорульки, совочки, лопаточки. Приехала в одних резиновых перчатках и говне. А жара же на улице, с меня аж льёт. При том что я превентивно залила себя с ног до головы дезодорантами, антиперсперантами и хуй знает чем ещё. Но оно прямо бежит. И мухи прямо облепили. И вот я стою с грустной рожей, грязной жопой, облепленная мухами и смотрю на мамин провал. Постояла, потопталась. Глаза боятся – руки делают. Пошла звонить в администрацию кладбища. Открыла дубль гис, а хуй-то там, какой-то левый отключенный телефон. Звоню в похоронную контору, попросила телефон, перезвонила, девочки, миленькие, тут могила, говорю, провалилась, можно нам земли? я сразу мальчикам деньги отдам. Можно, говорят, токо вы машину встретьте на главной дороге. А у нас от родительской ограды до главной дороги тоже так прилично топать. Потопала. Жопа сжата в кулак. Морда по-прежнему хочет плакать. Стояла минут двадцать на пекле. Никого. Наверху на свороте какой-то чувак в грузовике сидит, думаю, наверняка, мой, только сил идти в гору в пекло у меня нет совсем. Ладно, он спустился, какая, говорит, помощь нужна? Я говорю, земли бы мешок. Он – а земли нету. И я такая опять – да бляяяааааа… Короче, пошли к могиле, позырить, чо надо. Он говорит, ба, да тут провал. Я говорю, ага. Он, да это две с половиной тыщи. Я (мысленно) сука сука сука сука сука сука сука сука (вслух) а можно мобильным банком заплатить? Он: да можно, канеш, в конторе там заплатите по чеку. Я: ну давайте прямо щас, еслиф можно. Он: да можно, чо не можно-то. УшОл. Жопа такая – Оля, беги. Оля схватила сумку и побежала. И опять на бегу уже «простите, простите, простите, простите». А потом Оля не смогла встать. Видать стресс, или вес, или всё сразу. Ноги подгибаются и всё. И я думаю, сука, меня найдут через четыре дня тут мёртвой, со спущенными штанами, грязной жопой и лопнувшим от страха сердцем…. Это ваще не смешно, на самом деле. Опять приползла к своим на ватных ногах, тулово всё мокрое, голова мокрая, всё мокрое, чего уж там. Села на лавку, смотрю на своих, думаю, во денёк, блядь. Начинаю надевать перчатки и тут вижу, что у меня болтается мамин браслет. Ну как мамин. Он не мамин, он мой. Но мама умерла перед моим днём рождения, поэтому у меня, понятно, никакого дня рождения не было. И потом, кажется, через полгода, Машка купила с остатков похоронных денег мне подарок вроде как от родителей на день рождения – браслет. Я носила его, не снимая все три года. Потому что для меня это мамин подарок. И немножко папин. Но это уже детали. И вот он просто висит на руке, потому что пиздец какому-то звену. Я даже не рассматривала, если честно, у меня и так уже в глазах были круги ото всего. Особенно от жопы и двух с половиной тысяч, которых не то что нет, а прямо нет-нет-нет. Но мама важнее, и крапива прямо как обида, поэтому, конечно надо маме, ужмёмся, перенесём, сдвинем. Поскольку я вся наскрозь мокрая, с перчатками я боролась до самого приезда рабочих. Приехал тот же мальчик и какой-то страшный дядька. Прямо у него срок на всё лицо. Я такая думаю, сука, насиловать будут, а я с грязной жопой: неудобно. Это ваще не смешно, на самом деле, – 2. Ну, давай они убирать провал. Сначала первый мальчик перекопал все дыры, потом ПРЯМО ЗАЛЕЗ ТУДА И СТАЛ УТАПТЫВАТЬ. Господи. А там же мама лежит. Мне кажется, я чуть умом не поехала. Потом они засыпали туда несколько вёдер какой-то серой херни, похожей на сухой цемент. Потом сверху уже стали таскать нормальную чёрную землю. А ещё у нас по зиме прихоронили соседа и всю глину с его могилы накидали на мамин памятник. А он и так шатается, плюс берёза стоит, короче всё прямо так, чтобы мама обижалась, она и обижается, это прямо видно всегда. В общем, попросила их отгрести хотя бы на ширину нашего бетона, чтобы её не заваливало этой глиной. И отдала ещё (плачу) пятьсот рублей. Пока мальчики всё откапывали (точнее, мальчик и зек), в мою сумку навалили целую кучу кладбищенской земли. Сука сука сука сука. В мою любимую джинсовую сумочку! Типа женскую! Целый килограмм! Кладбищенской блядь земли! И я понимаю, что вытряхивать это щас у меня нет ни сил, ни сил, ни сил. В общем, мальчики уехали. Меня трясёт. Уже от жары, перепсиха, усталости и вообще. Так себе отгул получился. Всё что взяла перекусить, положила муравьям. Родителям даже памятники не было сил помыть, просто цветы воткнула, полила и поползла вниз. А, ну по рюмочке им налила и положила оладушки-конфетки. Но прям в пыль положила, стыдно так, ужас. Уже когда пошла, поцеловала, не обижайтесь, говорю, видите, тут как всё сегодня. Жопа сразу успокоилась, хули, два раза обосралась, зараза. Поползла вниз, к администраторам. Пока заплатила, пока СОРОК МИНУТ ждала второго тупоглухого водителя, пока доехали через Маркова и зачем-то всю Мельничную падь, Радужный и даже, кажется, немножко Ново-Ленино, я так заебалась, что решила, если Я не заслужила сегодня пива, то никто блядь не заслужил. И вышла на бирмане. И купила себе ДВА С ПОЛОВИНОЙ ЛИТРА ПИВА. И ЧИПСЫ. И СОЛЁНЫЙ СЫР. Ебись оно всё огнём. Первым делом, понятно, всё бросила в коридоре и пошла мыться. Потому что жопа – раз, клещи – два, пот – три, кладбищенская пыль – четыре, ну и вообще. Потом вывалила в таз всю сумку и стала складывать. Но это уже были даже не последние силы, а последние силы воли, поэтому на середине процесса я всё бросила, там до сих пор в тазу в ванной в темноте лежит часть барахла из сумки, грязное бельё, которое ждёт, когда я его замочу, и утренний таз с уже замоченным бельём ждёт, когда я его постираю. А я понимаю, что всё. Нихрена я не замочу, не сложу и не постираю. Я иссякла.
