Когда мы встречались, Виктор жил один в небольшом коттедже в черте города. Двухэтажный дом с уютной лужайкой перед ним всегда вызывал у меня симпатию. На первом этаже была кухня-столовая и гостиная, на втором – две спальни.
– Хочу понять, связано ли то, что происходит вокруг тебя сегодня, с тем, что я искал тебя вчера, или нет.
– И чем нам поможет театр?
Виктор вышел из машины и открыл мне дверь, галантно подавая руку.
– Навестим гадалку.
– А мне не опасно выходить из машины? – забеспокоилась я. – Мало ли тут где-то камеры…
На это Виктор только скривился.
– Поверь мне, кроме владельца театра тут опасаться некого.
Поколебавшись немного, я вылезла наружу, чуть ссутулившись. На душе скребли кошки, я ощущала себя потерянной, заблудившейся где-то посреди океана. Вокруг неизвестность, пугающая опасность, а из помощников у меня только криминальный авторитет, каким я представляла своего бывшего.
Виктор шутливо поклонился, подавая мне локоть, и я без раздумий уцепилась за него, как за спасательный круг. Сейчас не время быть гордой. Между двух зол всегда выбирают меньшее.
Мы подошли к высоким колоннам, венчающим полукруглые каменные ступени, прошли мимо гигантских львов. Здание, насколько я знала, было построено в начале прошлого века, но и сейчас выглядело помпезно и величественно.
От мужчины рядом пахло терпким парфюмом, и этот запах гипнотизировал не хуже его способностей.
– Подожди, ты сказал про владельца театра, но разве он не принадлежит городу? Я имею в виду, он ведь не частный?
– Не бери в голову, – Виктор осторожно, словно боясь вспугнуть, положил мне руку на плечо. – Ты вся дрожишь. Вот, возьми мой шарф.
От его прикосновения по телу пробежали электрические искры, я до боли закусила губу. Возможно, это была пресловутая чувствительность беременных. Или еще что-то.
Я отчаянно затрясла головой, отстраняясь.
– Спасибо, но не надо. Мне не холодно.
Нет, мне нельзя с ним снова сближаться. Я уже приняла решение полгода назад, я смирилась с этим решением и пообещала себе, что не буду жалеть об этом разрыве. Потому что так было правильно.
Но сейчас, когда его парфюм снова кружил голову, руки обнимали за плечи, а плацы невесомо касались кожи, так легко было отстраниться от всех ужасов. Плохие воспоминания всегда истончаются, истираются со временем. Прошедшее невольно начинало казаться дурным сном.
К этому добавлялось полное отсутствие выбора. Можно было, конечно, встать в позу и сказать, что я никуда с ним не пойду и не поеду, сдаться полиции… Но здравый смысл и понимание, что только этот человек сейчас может защитить меня и моего ребенка, заставляли судорожно вцепляться в его плечо.
