Я осматриваю стол, действительно не густо, такое ощущение, что она по остаткам все это набрала, голодает что ли? Ах да, она кажется говорила, что себе не любит готовить, видимо, я у нее запасы вчера и подъел, много ли надо тоненькой девочке.
– А можно воды сначала? – голос сиплый, как у бомжа, кошмар.
– Конечно, держите.
Лиза одета по-домашнему, в свободных коротких шортиках и объемной футболке, закрывающей чуть ли не больше, чем шорты. Ей идет. Держится со мной свободно, не зажимается, спокойно доедает свою кашу. Не похоже, чтобы я вчера ее чем-то обидел, уже хорошо. Осталось выяснить, не пересекли ли мы иную черту. Хотя вряд ли.
– Вы вчера настойчиво просили обращаться к вам на ты, Эдуард Витальевич, но я думаю, что сегодня это неуместно. Вчера было вчера, мы хорошо с вами посидели пообщались, скрывать не буду, но думаю, что на работе не стоит кому-либо об этом сообщать. Поймут неправильно, ну что, у нас с вами, сами понимаете, шуры-муры там всякие были. Людям ведь не объяснить, что двое взрослых людей могут и без интимностей находиться в одной квартире. Вы со мной согласны?
– А? Да, да, согласен, говорить никому не стоит однозначно, – ага, ничего не было кроме разговоров значит.
– Да вы ешьте, яичница не отравлена.
– Нет-нет, я просто задумался. Ммм, как вкусно, только можно мне еще водички, пожалуйста, – блин, она сюда пачку соли что ли вбухала? – Спасибо, Лизонька.
– Пересолила, да? – девушка понимающе кивает.
– Нет, яичница восхитительна, – преувеличенно бодро заявляю я.
Недолго думая, Лиза подцепляет вилкой кусочек прямо из моей тарелки и отправляет себе в рот. Странно, но раздражения этот свойский жест не вызывает, хотя обычно меня трясет от подобных эпизодов.
– Пересолила. Не ешьте ее, Эдуард Витальевич, давайте я лучше еще одну пожарю, а вы ее сами посолите. Как раз два яйца еще есть. Я просто не дружу с солью.
– Нет, нет! Я съем, не надо, – останавливаю я девушку. – Есть же вода, – салютую стаканом.
Так легко с ней, будто бы не в гостях, а вернулся в давно позабытый дом.
– И все-таки, Лиза, откуда я тебя знаю? – спрашиваю задумчиво, а девушка почему-то вздрагивает, будто бы я коснулся ее тайны.
– Не знаю, Эдуард Витальевич, быть может из ваших снов? – произносит и обворожительно улыбается, а затем краснеет, смутившись смелости собственных слов.
– Может быть, все может быть. Я ведь сны свои не запоминаю, это ж как надо было примелькаться, чтобы отпечататься в сознании. Так, ладно, все, встаем и собираемся!
