– Твои волосы были его гордостью. – Она вскинула голову и изящно сняла с носа вьющуюся змейку соломенного цвета. – Он хотел себе такую же рыжую гриву, как и у тебя, из своих кудряшек, но ничего не вышло. Поэтому он смирился и просто любовался твоими волосами. Но ты побрился. Идолы свои трудно свергать руками своими.
Арт провел левой рукой по лысине и с пафосом ухмыльнулся. Если бы он умел, то изогнул бы в придачу бровь.
Влада рассмеялась. Сенил умел строить себе препятствия и трудности, как дети – города из картона. Он не любил ходить осенью в лес, так как сразу начинал считать опавшие листья и не мог остановиться. Врачи считали это психическим расстройством, но вольнодумцы-модрнисты взмахивали руками, говоря, что это неизлечимое заболевание под названием романтизм. Они знали, о чем говорили.
Осенью модернисты шли в парки, брали Сенила за руки и вели его в самую гущу деревьев. Он извивался, шепотом неудержимо начинал повторять числа, все новые и новые, бОльшие и бОльшие, а они шли рядом и вторили ему. Однажды, в октябре прошлого года, в одну из прогулок Сенил вырвался из рук друзей, раскидал их в разные стороны и побежал вперед. Потом он начал сбавлять скорость, метаться, стараясь найти снова смысл, чтобы ускориться, но почему-то не смог. Сенил остановился, испуганно посмотрел на модернистов, на себя. Они, сначала кричавшие Сенилу и призывавшие его остановиться, потом стали смолкать, переходить на шепот и снова считать. Не смолкая, сливаясь с общим фоновым шумом парка. Сенил распахнул глаза, запрыгал на месте, словно у него под ногами было пламя, и продавил из груди звучание страха:
– Зачем?? Зачем?
Потом он остановился, посмотрел наверх и снял с ветки оранжевый лист.
– Один. И все. Хватит. Они партут. а то я с ума сойду. И вы за мной свернете.
Больше он не считал листья. Шел рядом, помнится, справа от Арта, и рассказывал про свое детство.
Через неделю, на следующей прогулке Сенил силился говорить о плюсах жизни в городе. Он говорил задыхаясь, как навзрыд льют слезы, заставляя себя не останавливаться. Но потом он сел на корточки, посмотрел вдаль, на изгибающийся хребет тропинки, окинул взглядом весь творческий простор и начал вдумчиво резюмировать:
– Один. Два. Три…
***
После киноночи четверо сонных лиц тихо проникли в квартиру Влады. Последним к просмотру предлагался «Леон», модернистам он запал в душу больше остальных. Наверное, потому что лучше сочетался с атмосферой «Репейника».
