Какой бы я ни была злой, в тот момент мне стало смешно:
— Господа журналисты, по-моему, вы пьяные. Сегодня в редакции был корпоратив, не так ли?
— Она действительно не понимает, — тихо сказал Шадов. — Иней, девочка моя…
Я молча смотрела на этих троих людей, каждый из которых был старше на двадцать лет.
Они все тяжело больны.
Это ненормальный мир, в котором восемнадцатилетние девушки ненавидят своих родителей.
Это ненормальный мир, в котором восемнадцатилетние девушки влюбляются в сорокалетних мужчин.
Которые совсем не те, кем кажутся.
Я стояла и молча смотрела на его небольшую руку. Руку, подписавшую смертный приговор моему отцу и моей матери. За то, что они спускались в катакомбы и узнали там слишком много. То, о чем могли рассказать миру.
И даже не замечала, что плачу.
Безумьем полон этот мир.
Полна безумьем тьма.
Иного объясненья нет —
Я вновь схожу с ума.
— Я тебе рассказывал, что был хиппи, — начал Шадов.
— Которого мы прекрасно знали, — прервал его Гоша. — И хорошим человеком, к слову сказать.
— Да пошли вы все! — я не могла это слышать.
— Он был очень милым и симпатичным хиппи, — продолжал Гоша. — И при этом двойным агентом. Стучал на своих в госбезопасность, и своим на госбезопасность. Затем с помощью влиятельного родственника устроился на хорошую должность (в двадцать три года-то!) и поменял дреды на форму. И когда… когда мы с Кешей влипли в нехорошую историю, нас привели к нему. И вчерашний борец за мир и любовь с легкостью подписал разрешение на эксперименты с нашей психикой.
— Не так все было, — прошептал Шадов. — Я спасти вас хотел от самих себя. Вы бы таких дел наворотили…
— Заткнись!
— Затем Вайшнавский накатал ходатайство о заключении нас под стражу. Дело вполне могло бы кончиться расстрелом. Якобы мы готовили нечто, подрывающее безопасность Верены. Но, слава Ктулху, СССР рухнул, — продолжила Кеша. — Нас отпустили. А в начале девяностых, когда свободней стало даже в ФСБ, Вайшнавский придумал себе вторую жизнь. Мотоцикл купил, косуху. Мне так-то все равно, я обиды не держу, ведь прошло столько лет. Да только не хочу, чтобы предатель и гбшник спал с моей дочерью.
— А он со мной не спал. Он меня любил. По-настоящему, — мой голос звучал, как будто издалека.
Родители долго молчали.
Затем Гоша сказал, тщательно подбирая слова:
— Иней, ты только подумай, как к тебе будут относиться друзья, однокурсники. Девочка встречается с сорокалетним мужчиной, у которого темное прошлое. Уму непостижимо. Содержанка, подстилка — это самые ласковые эпитеты, которые ты услышишь. Может, лучше станешь лесбиянкой?
