утащили.
— Шулы…А кто это? — нетерпеливо прерывает рассказчицу Алька.
— Нежити. Маленького росточка, в остроконечных шапках. Выпрыгивают из проруби в Святки и бродят до самого Крещенья. А потом — бултых!
— Мальчика спасли? — спрашивает Светлана-Соломия, относившаяся к местной мифологии скептически.
— Амвросий! Вот как его окрестили. — Анфиса Павловна смотрит перед собой, как будто пространство приоткрыло для неё завесу времени. — Вытащить-то его вытащили, но захворал дружок…
— А дальше? — подаёт голос Васёк, нервно почёсывая сгиб правого локтя.
— А потом пришла Она. Та самая, что говорит: «Я утеха — детям, я покой — старым, я свобода — рабам, а трудящимся — отдых».
— Это смерть, бабушка? — спросил пацан, так и не справившийся с зудом на сгибе.
— Она самая. Смертушка. Спаси вас Бог, лапушки! А мне пора. Заждался Марк.
— Скучаете, Анфиса Павловна?
— Без него и цветы нецветно цветут, без него некрасно светит солнце красное! — И старица продолжила путь.
— А кто такой Марк? — поинтересовалась «московка», когда они вышли за кладбищенскую ограду.
— Муж.
— А-а-а-! — разочарованно протянула Алька.
«Муж объелся груш!»
— А «большуха» — это главная? — задала она следующий вопрос. Но ответа уже не слышала: из-за поворота вынырнули заново отстраиваемая монастырская стена. На верху маячило коричневое пятно. Компания опознала футболку, мысли Васиных спутниц переключились на него. Алька помахала каменщику, и тот поднял мастерок в приветственном жесте. «Большуха», никак не отреагировав, маршем провела их мимо.
Утром хозяева напрасно ожидали постоялицу к завтраку. Приступили к еде без неё.
Ближе к полудню Васёк легонько коснулся двери:
— Аля, ты спишь?
Ответа не последовало, и мальчик позволил себе заглянуть внутрь. Вещи на своих местах, окна заперты, лысая голова покоится на подушке. Но через считанные мгновения Васёк уже на пороге столовой:
— Померла жиличка-то!
— Не смешно! — невозмутимо отозвалась сестрица.
— Правду говорю! — насупился пацан.
— Сядь!
Васёк опустился на табуретку, а Светлана-Соломия двинулась в горницу.
— Аля! — окликнула она жиличку с порога. — Доброе утро! — Нет ответа. Хозяйка подходит к кровати. И правда: точно покойница. Она начинает тормошить девушку за плечо.
— Отста-а-нь! — недовольно бурчит та.
— Завтрак стынет.
Нет ответа. Тогда хозяйка срывает одеяло. Лысая голова приподнимается с подушки:
— Слушай, «большуха», мой отец платит за аренду помещения, и я в праве делать, что пожелаю. Хочу — дрыхну, хочу… — Но хозяйка уже опрометью бросается вон. Залетев в кухню, она первым делом отвешивает оплеуху брату. Тот обиженно канючит:-Она правда лежала как мёртвая. Вот те крест! — И едва успевает увернуться от следующей затрещины.
