Не буди девочку! До утра... | страница 20



— А мы тайну разгадываем, — встрял Васёк, — про девочку. Ну ту, что будить не надо.

— Вижу-вижу, как вы Таракановку шагами меряете. Да только зряшное дело. Битого, пролитого да прожитого не вернуть…

— А если постараться? — стряхнула оцепенение Аля.

— Следочки те уж остыли…

— Какие?

— Тех человеков, кто видел да слышал.

Здесь московская гостья снова едва не унеслась на крыльях Морфея. Но любопытство пересилило:

— Но ниточка всегда остаётся. Нужно только потянуть!

— Да и тянуть-то не всяк охоч, — не сдавалась бабушка. — Только я вам, лапушки, вот что скажу. В бывалошно время я и вовсе к оконцу не подходила. Занято было местечко.

— Ох, скрытничаете, Анфиса Павловна! — Но бабушке от провокативного тона молодой хозяйки ни тепло, ни холодно. Она бесстрастно плетёт словесное кружево. И оно — похлеще снотворного: — Хозяин мой обезножил…

— А что это значит? — Аля задала вопрос, чтобы дать работу обмякшему языку.

— Аль не русская? — бабушка воззрилась на «московку», квашнёй растёкшуюся на стуле. — Обезножил — это когда ноги не ходют. — Анфиса Павловна переводит взгляд в «никуда» и продолжает: — Любил, сердечный, в окно глядеть. И много чего видал.

— Например? — пошевелилась осоловевшая Аля.

— Как-то заикнулся о Гришке Кудреватом.

— Маринкина родня, — счёл необходимым пояснить Васёк.

Про него на деревне говорили: «Родился — мал, вырос — пьян, помер — стар, а свету не видал».

На этот раз Алька уходит в аут окончательно. А Светлана-Соломия силится направить беседу в определённое русло: — А чем он привлёк внимание вашего мужа?

— Вёз на тачке гробик.

— Для кого?

— А кто ж ёго знат? На заказ, вестимо.

В реал Алька вернулась от Васиного дисканта:

— Ещё один вопросик, Анфиса Павловна! Известно, что во время монастырского погрома произошло ЧП. Человек с часовни упал.

— Не человек, а Ванька Кудреватый — сродник Гришки Кудреватого. Тогда присказка была: «С чёрным в лес не ходи, рыжему пальца в рот не клади, лысому не верь, а с Кудреватым не вяжись!» — Концы шали крестом опоясали старушечью грудь: — Пошла я до дому.

— До свидания, Анфиса Павловна!

У самого порога старушка обернулась и, грозно сверкнув утонувшими в веках глазками, провозгласила:

— Во всём были властны богохульники! Но в одном не было им воли. — В смерти!

Когда за гостьей закрылись ворота, и Светлана-Соломия принялась убирать со стола, к Але пришла охота поболтать:

— А чего бабуля такой кипеж подняла?

— Прошлое вспомнила.

— Это в каком веке было!