All in | страница 31
Только эта мысль проскочила, как из-за угла вышла другая медсестра.
– Можете навестить своего друга, – сказала она, посмотрев на меня.
Друга… Как будто мы когда-то были друзьями. Это не дружба и не любовь в том понятии, которое привыкло закладывать человечество в подобные слова. Только сейчас до меня дошел смысл, который Хэнк пытался передать в Парусе. Нам и нашим чувствам нет объяснения…
Я зашла в палату и своими зареванными глазами посмотрела на Хэнка, как ребенок, которому только что рассказали, что Дедушки Мороза нет. Он лежал с перемотанной головой под капельницей и пялился в потолок, как будто не заметил, что кто-то вообще зашел. Тихо подойдя, я взяла своими трясущимися руками его руку. Какая же она теплая. Как же хорошо это чувствовать.
– Миа? Неужели, я все же попал в рай… – пробормотал Хэнк и, улыбнувшись, посмотрел на меня.
– Нет, дурачок. – Я улыбнулась в ответ. – Ты попадешь в ад за то, что заставил меня так волноваться.
– Как ты здесь оказалась? – хрипя, спросил он.
– Потом расскажу. Я никуда не уйду, а ты отдохни.
Две недели каждый день я приезжала в больницу. И с каждым разом лицо Хэнка становилось все бодрее. Я не сказала ему о том, что прочитала то письмо. В этом не было никакого смысла, потому что оно ничего не меняло. Сейчас, пережив одиночество, которого я когда-то так боялась, пришло смирение и какая-то легкость. Одиночество, вообще, странная штука. Сначала дается больно, но со временем привыкаешь, и тебе начинает нравиться быть с самим собой. В отношениях с Бессом меня практически перестало устраивать то, какой я стала. Вернее, даже не то, что я приобрела, а то, что потеряла. Меня убивало отсутствие меня в своем же поведении, словах, эмоциях. Как будто подстраивалась под человека и разрушала свою индивидуальность. Но теперь границы понимания расширены и гармония найдена. И я знала, что у Хэнка тоже эта гармония есть. Как и в прошлые разы, я видела, что пламя жизни может потухнуть, помести его в границы, в банку стереотипов, отношений и общественного мнения. И, конечно, я боялась признаться самой себе, насколько он мне дорог. Боялась выпустить наружу ту чувственную заботливую девочку, раскрыться, потому что невольно, раненная много раз в самое сердце, защищала его от очередного вторжения. Мы разговаривали часами, рассказывали о своей жизни и обсуждали вселенские вопросы. Но пришел день выписки, и я не приехала.