Сергей Воронов смотрел на племянницу, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, ему хотелось придушить ее собственными руками за столь необдуманный и опрометчивый поступок. С другой стороны, родительский долг и искренняя любовь к единственному родному человеку на свете заставляли простить ей все прегрешения. Девушка лежала в кровати с видом, не допускающим ни грамма нотаций. С её точки зрения, она поступила абсолютно правильно, выбрала единственно верный способ поиска интересующего её субъекта. И тот факт, что он сам в итоге пришел к ней, только добавлял ей уверенности в правильности выбранного метода. Из больницы Света выписалась на третий день под отказ и временно поселилась у дяди. На этом настоял он, категорически отвергнув все прочие варианты. Чтобы лишний раз не злить одураченного Воронова, Света не стала упорствовать и согласилась какое-то время пожить с ним.
В прихожей запищала трубка домофона, Сергей пошел открывать.
– Это твой профессор, – с нескрываемой злобой сказал он, вернувшись в комнату. – Видимо, добивать пришел.
– Ну, хватит, – взмолилась Света, – сколько можно повторять, я сама его заставила пойти на это!
– Заставила себя загипнотизировать? А он, бедняга, так сопротивлялся… – не унимался мужчина. – Знал бы заранее, ноги ему оторвал бы.
– Дядь, ну не злись, я сама виновата в том, что всё пошло наперекосяк. Впредь умнее буду.
– Впредь? Ты что, решила повторить свой бредовый эксперимент? Заметь, ты и меня в эту ложь впутала. Зачем ты соврала ему, что я буду страховать? А я ни сном, ни духом. Ты хоть знаешь, сколько седых волос у меня по твоей милости теперь на голове?
В дверь деликатно постучали, Сергей вздохнул и пошел открывать. На самом деле Света понимала, что он злится не на профессора, а больше на себя самого. После смерти родителей она для него осталась единственной ниточкой, связующей его жизнь с нормальным миром. Случись с ней что похуже, и он, скорее всего, не вынес бы этого. Потеряв сестру, он принял на себя все обязательства по воспитанию племянницы, а тут такое. Света, конечно, испытывала некое подобие жалости к дяде и легкие угрызения совести, но в её характере всегда была нотка безрассудства, граничащего с полной неадекватностью. Она никогда не отказывалась от запланированного, и это упрямство, видимо, перешло к ней по материнской линии. Такой была её мать, таким же был и сам Воронов. Только перешагнув за пятый десяток, он научился контролировать свои поступки, но Свете, в силу её молодости, этот уровень самоконтроля ещё был недосягаем.
