Я ковырялся в земле, передвигаясь по участку, словно сеттер, разыскивающий куропатку по запаху. Мне нужны были находки, еще и еще. Я не мог удовлетвориться малым.
Когда я с огромным мешком на спине добрался наконец до участка Крайтов, наступили сумерки, правильней даже будет сказать, что уже стемнело. Я устал, пропотел насквозь и перемазался в пятидесятилетних отложениях куриного помета. Крайты сидели на крыльце. Джим Боб, похожий на добродушного великана, спустился по ступеням и двинулся ко мне. Я не стал у них задерживаться. И на прощание подарил Джиму Бобу ксерокопию с репродукции рисунка, изображающего дронта, оставил адрес и номер телефона, где меня можно найти.
Потом сел в машину и, следуя совету Дженнифер Крайт, двинулся в Водяную долину. Там я первым делом отправился к дому почтмейстерши, которая уже собиралась ложиться спать. Начал задавать вопросы. Она села за телефон... Короче, я дергал людей до часа ночи. Затем - снова за руль.
Рядом со мной, на переднем сиденье, находился мешок, набитый костями, клювами, лапами и кусочками яичной скорлупы дронтов.
Знаете ли вы, что один из музеев обменял в свое время на скелет дронта целый скелет синего кита?
Итак, вперед, вперед...
Время от времени в моем воображении представала одна странная картина. Впервые она привиделась мне задолго до того, как началось все это сумасшествие. И чаще всего - когда я читал, конечно же, не современную литературу или слушал классическую музыку, скажем, "Канон ре мажор" Пахельбеля...
В Гааге сумерки. Свет как на картинах Франса Халса или Рембрандта. Королевская семья и ее гости сидят за ужином в огромном зале и негромко переговариваются. По углам зала стоят стражники с пиками и алебардами. Вокруг стола расположились по порядку: король, королева, принцессы, принц, еще несколько детей и двое-трое приглашенных дворян. Входят и выходят слуги с блюдами и кубками.
На приподнятом помосте в одном конце зала играет оркестр: клавесин, альт, виолончель, три скрипки и несколько духовых инструментов. Один из королевских карликов сидит на краю помоста и время от времени трогает ногой собаку, которая спит рядом с ним.
Музыка Пахельбеля то затихает, то снова становится громче, и вскоре в зал входит, неуклюже переваливаясь, дронт. Останавливается, наклоняет голову с блестящими, словно капли смолы, глазами, поворачивается, осторожно поднимает одну ногу, потом другую и покачивается под звуки виолончели.
