Цирк Грехов | страница 12
Забытую судьбу сыграть.
Он ночи проводил в сомненьях,
Ответы отыскать не мог,
И в полуснах своих, виденьях,
Старался перейти порог.
Не помнил сколько лет копилась
Тоска и грусть. Все позабыл:
Что с матерью, с отцом случилось,
Внутри себя он детство скрыл.
И как-то вдруг, в пустых страданьях
Вновь изводясь за ночью ночь,
Он осознал, что пониманье
Не в силах уж ему помочь.
Тогда впервые мальчик бедный
Заснул спокойно. Вот беда!
В тиши ночной раздался медный
Пустой звон в центре города.
***
Ведомый любопытством грешным,
Ребенок побежал туда,
Где в лютой темноте кромешной
Горела яркая звезда.
И толпы сонного народа,
Покинув теплые дома,
Спешили, будто на свободу,
Узреть, что там за кутерьма.
На площади широкой вольно
Раскинул цирковой шатер
Кривые щупальца довольно
И их к народу распростер.
Он шпилем в небо упирался,
Луну прозрачную проткнув,
Над ней жестоко усмехался,
В свои объятья подтолкнув.
И ткани цвет кроваво-черный
Пугал до одури людей,
А запах смерти обреченный
Заставил задрожать детей.
Но тихий перебор гитарный,
Что доносился изнутри,
Развеял этот мрак престранный.
Шептал он будто: «Посмотри!»
И осторожность, опасенья
Куда-то делись. Пустота.
Тревогу горожан, сомненья
Затмила цирка темнота.
В себя манил он представленьем,
Забытым духом волшебства,
Дразнящим разум предвкушеньем
Начала сказки-торжества.
И люди, позабыв о ночи,
О сне, работе и семье,
Все шире раскрывая очи,
Пошли вперед к своей Судьбе.
С толпой, что зрелища хотела,
И мальчику идти пришлось,
Как только жители присели,
То представленье началось.
***
Потухли факелы, лишь тускло
Один чадит в безмолвной тьме,
Сгорают зрительские чувства
В его оранжевом огне.
Вот в круг арены шпрехшталмейстер
Выходит в полной тишине,
И в центре, замерев на месте,
Он, главный гений в этом сне,
Губами тонкими устало
Вдруг шепчет, улыбаясь, в зал:
– Вот время для чудес настало.
Я открываю карнавал!
И замелькали злые маски,
Того маэстро окружив,
Что положил начало сказке,
Собой всего его сокрыв.
Кружился дикий и безумный
Коварных ликов ураган,
И вихрь исчез внезапно шумный,
Манеж покрыл густой туман.
В нем робкие шаги, дыханье,
Вдруг смех послышались. И вот
На свет не божие создание,
А существо-урод идет.
Лицо косое гримом белым
Сокрыть пытается, на нос
Рукой кривой своей несмелой
Он красный жгучий цвет нанес.
В костюм аляповато яркий
С заплатами одет юрод.
И вид его плачевно жалкий
Растрогал городской народ.
Но грустный арлекин слезами
С лица улыбку смыть не мог.
Бездонно черными глазами
Он был и будет одинок,