Сима вспыхнула от его заботы. Переживает, беспокоится. Любит.
– Ну ты, Павлуш, женский угодник, все доча да доча, а Ремку только по попе.
– Мужика надо держать в строгости, Серафима, тогда из него будет толк.
Новая квартира Симу, уже привыкшую к столичной роскоши по сравнению с родными пенатами, просто ошеломила. Дом был таким же добротным и красивым, как и прежний, но квартира! Принадлежащая ранее известной советской поэтессе, расположена была в бельэтаже, с двумя входами: парадным и чёрным со двора в кухню, коридором, по которому можно ездить на велосипеде, с метровыми мраморными подоконниками, на которых полюбят сидеть её дети, высоченными потолками и наборным паркетом! Ну и с одним, как уж водится, туалетом на два десятка человек в конце коридора. Комнат было семь, одна маленькая для прислуги выходила на кухню с несколькими большими плитами и личными тумбочками и полочками жильцов.
Нелечке исполнилось три года, когда случилась настоящая беда. Она возилась на кухне, постоянно мешаясь под ногами, и соседка выплеснула на неё ковшик вскипевшего молока, снимая его с плиты. Серафима схватила орущую девчонку в охапку и выскочила на улицу. Ближайшие доктора были в Глазной больнице через дорогу, они сделали все, что нужно, но шрамы на груди останутся на всю жизнь. Эта больница станет символом их дома на большую часть Симиной жизни. Кто бы ни спрашивал, где живете, ответ «напротив Глазной» не требовал дальнейших объяснений. Совсем скоро, перед отъездом к новому месту Павлушиной работы, за ними закрепят их две большие смежные комнаты в этой замечательной квартире, оформят «бронь», и семье будет, куда вернуться.
Мы оставили Татьяну в уютном кресле первоклассного парохода, полную тревог и надежд перед новым поворотом в судьбе.
Из Саутгемптона, куда прибыл "Левиафан", они отправили контейнер с сундуками и чемоданами в Москву, а сами относительно налегке, сначала на пароме, а потом на поезде двинулись в СССР. Ещё из Англии Таня послала весточку семье. Поезд должен был следовать через Варшаву, и она мечтала, что кто-то из близких сможет добраться туда, чтобы повидаться. Но, наверное, не судьба. Они все двадцать минут стоянки протанцевали под станционными часами, но никто из родных не появился. Раздался колокол и, слегка переваливаясь, Татьяна поспешила к их международному вагону.
– Ничего, моя хорошая, не плачь, ты сможешь сама съездить к ним через годик, – уговаривал её Матвей, нежно ероша любимые тёмные волосы жены. Небольшое купе было не таким роскошным, как каюта, но вполне удобным. Двухместное, со столиком и собственным маленьким туалетом, что очень важно для беременных. Будущий папаша переживал, не растрясет ли путешествие по рельсам его женушку, очень волновался и совсем ее замучил вопросами о самочувствии. Поскольку такая сверхопека была непривычна, молодая женщина съеживалась и не знала, как успокоить любимого, лучше бы газету читал.
