Дела торговые уносят купца из родного дома. Бывало полгода, а то и много более блуждал по морям и странам Джеймс. Горьким лицедейством довалось Анне не замечать жадные взгляды Генри, не понимать его боязливые намеки. Она утешалась письмами, что пересылал ей Джеймс с попутными судами.
Пресвитер прихода, благодарный Джеймсу за щедрость, в отсутствие отца предавал заботам церкви воспитание сына. Эдмунд узнал, что вера в Христа есть единственная правильная вера, и священный долг честного молодого христианина взять на себя ратный труд крестового похода, дабы очистить Святую Землю от скверны мусульманства. Тяготы долгого пути уместно скрасить живящим душу избиением богопродавцев иудеев.
Свежий ум отрока замечательно примирял бездушную веротерпимость и алчный прагматизм отцовского наставничества с горячей верой и высокой духовностью проповедей священника. Подрастая, Эдмунд приходил к тому убеждению, что не бывает плохих и хороших жизненных положений, и что у каждого положения есть две стороны – внешность и нутро, и глупо сталкивать эти стороны, и упрямо держаться одной из них тоже глупо, ибо пользу можно извлечь из обеих.
4
Нежданность – любимица случая. Генри, добрый помощник и верный ненавистник Джеймса, встретил, кажется, свой звездный час. Раз, в порту, совершив редкой удачи сделку, купец с друзьями отправился в питейный дом, дабы восстановить силы после трудов. Жареный свиной бок и крепкий эль – законная утеха истого англичанина. Утомленный изнурительным торгом с перекупщиками, Джеймс утешился чрезмерно и захмелел. Генри помог хозяину встать со стула, и вместе они справили на дворе нужду. И возрадовался наблюдательный Генри нежданному открытию и задумал “истребить мочащегося к стене” хозяина.
Смутное беспокойство грызло душу Джеймса утром следующего дня. Не открылась ли тайна чужаку? Джеймс рассказал супруге о прискорбном факте. Анна, ведавшая помыслы Генри, стала бледна, как мел. Вечером Джеймс увидал, как пресвитер шептался с аббатом монастыря, и, будто бы, они глядяли на него странно. “Генри донес? Или у страха глаза велики? Однако, щедрость моя к церкви должна служить мне службу, да и лестно им думать, покровительствуя, что я хуже их…” – размышлял Джеймс.
“Наше счастье в опасности, милый!” – пролепетала Анна. “И жизни – тоже!” – буркнул Джеймс. Он крепко верил в ненасытную корысть церковников, утоляемую его щедростью, но легкомысленно будет оставить дело без последствий. Тревога видит грядущие беды, как пережитые.
