Но в спальне Рамона меня ждал сюрприз, и не сказать, что приятный. Рыжий и беспардонный. С заплаканными глазками и соединенными в умоляющем жесте ручками.
– Рамон, я… – Мишель осеклась и замерла, осознав, что для начала театральной премьеры рановато.
Я сложила руки на груди и поинтересовалась у этого недоразумения, изображающего раненого в пушистую задницу зайчика:
– Ты что здесь забыла?
– Тот же вопрос к тебе, – мигом ощетинилась рыжая. Ну как ощетинилась, вы когда-нибудь видели угрожающего вам зайца?
– Рамон теперь хочет, чтобы мы делили спальню на двоих. – Что мне, жалко ей ответить? Ни капельки. – А ты почему не в тюрьме? Или какие тут аналоги у местных? Глубокая яма, из которой без лестниц не вылезти? Или сырой погреб по классике?
У Мишель даже веснушки почти исчезли, так сильно она побледнела: чувство вины налицо.
– Рамон не посадит меня в погреб!
– Значит, все-таки подземелье, – подытожила я, подходя ближе – попросту наступая на рыжую.
– Я ни в чем не виновата, – несмотря на подрагивающие губы и испуганные глазки, голос Мишель звучал твердо.
– Разве ты не подбрасывала змей в мою постель? Не сама, конечно. Исполнитель другой, но идея твоя.
Я устала. Я перенервничала. Я хотела домой. В Крайтон. Поэтому Мишель попалась на моем пути очень вовремя. Для меня.
Я трансформировала ногти в звериные когти и поиграла лапкой. Красиво, изящно, действенно, потому что взгляд рыжей заметался туда-сюда, от меня к двери.
– Я хотела тебя напугать!
Опаньки! Не ожидала, что она так запросто признается. Думала, что Мишель будет до конца изображать испуганного зайца. Или, скорее, страуса, которые как раз водятся в Вилемии.
– Ядовитой змеей?
– Нет же. Они не ядовитые. Не должны были быть ядовитыми, – поправилась она. – Это была ошибка.
– Ошибка – это то, что ты еще не в подземелье.
Рыжая задрала нос:
– Я пришла извиниться.
– Перед Рамоном? – решила уточнить я, приподняв бровь. – По-моему, ты пришла не по адресу.
– Но попала куда нужно. Я надеюсь, мы можем все уладить.
Я что, похожа на идиотку?
– Уладим, – кивнула я. – Когда я увижу тебя в камере.
– За что?! – взвилась эта Мышель. Не заяц она, а мышь. Рыжая крыса. – За то, что меня подставили? К тому же, ты вервольф! Тебе вообще не страшен никакой яд. Повалялась бы пару дней с температурой, и все бы прошло!
Мое рычание, наверное, можно было услышать на другом конце острова:
– Я могла потерять из-за тебя ребенка, рыжая дрянь!
Я не расцарапала ей лицо (второй раз за все время пребывания на острове) исключительно потому, что Мишель ойкнула и уставилась на меня во все глаза. Если до этого она смотрела с помесью бравады и страха, то сейчас в ее взгляде отобразилось искреннее изумление. И не только во взгляде: эмоции рыжей были такими сильными, что я читала их инстинктивно.
