– Ты ничего не скажешь без его разрешения, – Матвей отвечает за меня. – Хорошо, я позвоню ему.
Он смотрит так, что мне хочется провалиться сквозь землю. Я чувствую себя последней идиоткой, которая незаметно для себя заигралась и залезла в чужие дела. Придушенная обидой совесть просыпается, мне становится неловко и от костюма, который надела, зная, что он предназначался другой, и от разговора с Рубежанским. Я стою посреди огромного холла и покрываюсь толстой коркой стыда. Никто кроме меня не видит тыкву, в которую превратилась карета, но от этого не легче.
Я открываю рот, чтобы сказать что-то правильное, но Матвей раздраженно поднимает ладонь. Он подносит сотовый к лицу и уходит в сторону.
Отлично.
Я тоже разворачиваюсь и делаю несколько шагов вслепую. Не знаю, куда иду и как теперь поступить. В мире богатых оказалось не так уж безоблачно, тут свои проблемы, скандалы и к роскошному загару прилагается нервный срыв. У меня бы точно глаз задергался, если бы мне пришлось писать проплаченные рецензии, участвуя в войнах успешных мужчин. Жизнь московской Алисы Сергеевны уже не кажется такой безоблачной и сладкой. Мне четыре часа хватило с головой, больше не хочу.
Надо вернуться в номер, собрать вещи и домой…
Меня отвлекает детский плач. Я успела выйти на улицу, пока размышляла, и вижу, как мальчишка в красивой форме частной школы методично пинает лавку. Пинает и хнычет. Странно, что рядом с ним нет взрослых, уж няня точно должна быть неподалеку. Куда все подевались? В этом отеле на каждого ребенка должен приходиться менеджер, репетитор и парочка аниматоров.
Я оглядываюсь по сторонам – никого. Что ж, делать нечего, я подхожу к нему и аккуратно присаживаюсь на скамейку.
– Чего тебе? – тут же огрызается мальчишка, утирая слезы.
Ему лет семь-восемь. Мой возраст, ведь я учитель младших классов.
– Тебе? – переспрашиваю.
– Ну вам.
– Я тебе мешаю?
– Да, это моя лавка!
Парень настроен воинственно. Он поднимает голову и смотрит на меня с вызовом, которому бы позавидовал боец смешанных единоборств. Непростой случай, в общем. Тут и характер, и обида, и избалованность.
– Зачем ты тогда ее бьешь? Испортишь же.
– Она моя, что хочу, то и делаю.
– И ботинки поцарапал…
– У меня другие есть, – рычит мальчишка, но о слезах уже позабыл. – И это кеды, а не ботинки!
– Простите, молодой человек, не разглядела, – я из последних сил сдерживаю улыбку, чувствуя, что парнишке это не понравится. – А как тебя зовут?
