Эду показалось, что комната закручивается каруселью. Он помотал головой, направился к двери, затем к шкафу. Дневника Люси там не нашлось. Эд подошел к кровати, к столу, снова к кровати – поднял матрас – и лишь тогда увидел заветную тетрадку. От нарастающей тревоги Эд не мог ее открыть, пальцы не слушались, наконец, он перелистнул на последнюю запись – ничего страшного. Подростковые переживания с долей асоциальности – ничего страшного, Люси росла без мамы, у девочки не получалось заводить друзей – ничего, НИЧЕГО страшного! Эд перевернул еще на день:
"… в мире ненужных людей и ненужных вещей. Несправедливый и лживый мир – продажный мир-шлюха. Меня тошнит от него, меня тошнит от людей вокруг, тошнит от того, как жалко они живут, меня тошнит от школы, от лжи, от предательства, меня тошнит от грусти отца, меня тошнит от столького, что я хочу сбежать от собственной души, что мне хочется…"
Запись обрывалась, будто Люси не хватало слов, чтобы выразить все это отвращение к жизни, которое пожирало дочь изнутри.
Эд аккуратно положил тетрадку на кровать и попытался встать, но ноги его не держали, он без сил рухнул обратно.
***
Фигурка Люси с трудом забиралась на холм. Походка выглядела неестественно, будто спортивная сумка на правом плече смещала вбок центр тяжести. Эд толкнул дверцу, но опять не смог подняться – от волнения тело не слушалось. Он несколько раз глубоко вздохнул и встал, затем резко повернулся, достал из-под сиденья обрез. Посмотрел на него в отчаянии, посмотрел на силуэт Люси и хотел оставить оружие, но руки не подчинились. Эду казалось, что кто-то другой управляет им: закрывает машину, на непослушных ногах поднимается по холму. Кто-то другой сглатывает слюну, открывает рот, но не может выдавить и слова.
– Ч… что в сумке, Л-люси?
Она вздрогнула и обернулась. В серых глазах мелькнуло удивление, но его быстро вытеснило что-то неподъемное, темное, грустное.
– Пап, иди на работу.
Люси отвернулась, подошла к спортплощадке, где начиналась тренировка, и с заметным усилием опустила сумку на землю. Послышался металлический лязг.
– Зачем, Люси?
– Пап, уходи! – раздраженно бросила она и встала перед сумкой на колени.
Эда обдало холодом от ужаса, он машинально вытащил из-за пазухи обрез. Люси заметила это, но не остановилась, только поправила прядь волос на виске – как делала раньше Бриттани. Красивая Бриттани. Ласковая Бриттани. Мертвая Бриттани.
– Пожалуйста. Люси.
– Пап, всех не спасти, – Люси с визгом застежки, резко открыла молнию на сумке и вытащила помповое ружье. Снова в серых глазах мелькнула какая-то дикая душевная боль, Люси вставила магазин и передернула затвор. – Ты старался, но было тяжело.
