Сердце колотится. Наталья Алексеевна шагает по перрону Успенска. Она не была здесь почти сорок пять лет и уж не думала, что когда-нибудь вернётся. Но вот пришлось.
Длинное станционное здание прежнее. А улицу не узнать. Раньше тут какие-то старые фабричные здания стояли. Теперь по противоположной стороне выстроились скучные однообразные девятиэтажки. Как-то не подумала она заранее выяснить, где тут гостиница. Наверное, и не одна теперь. В центр, наверное, надо с противоположной стороны садиться… помнится, направо – дорога в Глинцы. Да, вот на автобусе маршрутная табличка «Глинцовское кладбище». Боже, про гостиницу вспомнила, а про маму забыла! Двумя руками держа перед собой дорожную сумку, она втиснулась в автобус.
Окраина изменилась меньше. Частные домики, конечно, обновились, кое-где на месте старых появились двух- и даже трёхэтажные, не везде сохранился штакетник, больше ограждений из профлиста и бетонных блоков и плит, кирпичных и даже кованых. Вот началась старинная кирпичная стена, вот ворота. За ними купол. Это женский монастырь, он сто лет назад закрыт, потом там авиационная школа была. А теперь, видимо, опять монастырь. Так, следующая остановка, наверное, кладбище. Поздно спохватилась. Под ворчание стоящих в проходе она протискивается к выходу, выдавливая входящих пассажиров назад на улицу. Сколько лет прошло, а ноги помнят. Наталья Алексеевна поворачивается налево от ворот и выходит на широкую аллею. Теперь прямо. Минут десять ходьбы, и она понимает, что идёт не там. Что ж, придётся вернуться, зайти в кладбищенскую контору и выяснить, сохранилась ли могила. Буквально через полсотни шагов в обратном направлении остановившись, чтобы перекинуть сумку в другую руку, она натыкается взглядом на надпись: «Трашкина». Нашла! Немудрено, что прошла мимо, не заметив. Раньше могилы бабушки, дедушки и мамы были в низенькой оградке, которую можно было перешагнуть, теперь ограда высокая, крашена синей краской. Семейное захоронение заросло травой, но не заброшено. Наверняка весной убирали, да и краска на оградке ещё не облупилась. И скамеечка синяя. Как и полвека назад, здесь три памятника из мраморной крошки. Мамин у основания покрылся мхом, но за полвека не осыпался. Дедушкин памятник убрали, а овальную фотографию и табличку с именем и датами жизни перенесли на бабушкин. И между могилами стариков и мамы втиснули отца. Он умер всего пять лет назад. Мысли перескакивали как блохи: а тётка что же, жива? Вполне может быть, ей где-то восемьдесят пять. А если умерла, то ей здесь не место. Это место Скворцовых, а она из Муковниных. Странно, отец похоронен с первой женой. Зачем это вообще? Интересно, а кого они родили? Наталья Алексеевна поёжилась: тогда в гневе она пожелала им родить урода. А сама… что тут скажешь, урода родила она!
