Покидала лабораторию Сагрит с тяжёлым, ноющим сердцем. Опустошённая, не пытаясь прятаться, на виду у вечных, прошла через весь город к гимназии и вошла в общую гостиную, где её окружили все ученики.
До них быстро дошли слухи о том, что с ней было в лаборатории. Правда, осадок истины тонул в примесях самых несуразных прикрас. Выслушивая их, Сагрит то смеялась, то хотела провалиться сквозь землю.
О чём здесь только не болтали! Что Сагрит выпустили всю кровь и разлили по глиняным сосудам, что поменяли местами органы, вживили искусственно созданный в пробирке зародыш, и даже о проведении ритуального жертвоприношения. В рассказанную ею правду поверили не сразу, некоторые вовсе расстроились, посчитав цель экспериментов скучной и малозначимой.
– Я, конечно, извиняюсь, – с опаской и саркастичностью произнёс один ученик, – но ради чего всё это было-то? Все твои мучения, потеря энергии, следы эти на лице? Ты теперь одной из них не станешь, а в обмен-то что получила? За какую цену продала своё бессмертие?
В гостиной застыла тишина. Сагрит подавлено вспоминала всё, что пыталась доказать Загану до начала их экспериментов. И, к своему ужасу, не могла воссоздать в душе то убеждение, то обжигающее, самоотверженное чувство ответственности за слабых, боль осознания их участи и стремление сделать ради них всё. Зачем? Откуда в ней взялась эта склонность к жертвенности? Уродство, бессилие, недели в агонии от страшных болезней, потерянный шанс на вечную жизнь среди сородичей, а стало быть, вечное одиночество. Всё ради здоровья и процветания трёх маленьких дикарят и их обрётших разум соплеменников.
Стоила ли того её жертвенность? Стоит ли теперь вникать в эти унылые сожаления, когда дело уже сделано и назад ничего не вернуть?.. Она пыталась вспоминать себя ту, которая желала и всей душой верила, что пожертвовать собой ради других будет правильно. Но рубцы на лице и отсутствие энергии заставляли чувствовать себя инвалидом, бабочкой, которой оторвали крылья и вернули на цветочный бутон, жить дальше.
Гостиная вновь наполнилась голосами, ученики о чём-то переговаривались, спорили, доказывали, и о Сагрит скоро забыли. Все, кроме нескольких девушек, что увели её в общую спальню, где вооружились ножницами и расчёской и стали приводить в порядок её волосы.
– Ну вот, теперь на лбу рубцов совсем не видно, – довольно провозгласила одна ученица, поправляя Сагрит коротко постриженную чёлку.
– А вот здесь можно сделать так, – подошла вторая и прикрыла её правый висок прядью. – Почти и не заметно.
