Руки немного дрогнули на горле больной, но продолжили добросовестно сдабривать организм исцеляющими волнами.
– Понял.
Как ни странно, ни одной эмоции от императора Сагрит так и не ощутила. Зато Заган источал их столько, что был готов вывернуться наизнанку. И молчал.
Император ушёл. Сагрит, внутренне сжавшись, обхватила ладонь наставника и прошептала:
– Мне очень жаль… Простите, учитель.
Эксперимент затянулся, выздоровление шло медленно. Спешка исследователя и инициатива подопытной вышли им боком. Ещё три дня Заган корпел над исцелением Сагрит и впервые сдался.
– Много ушло ресурсов на твоё восстановление после малокровия и истощения, а клянчить энергию у императора я больше не буду. Не вижу больше смысла торопиться. Твой организм достаточно окреп, чтобы побороть болезнь без моей помощи. До выздоровления останешься в лаборатории, чтобы не заразить других нефилимов. Не больше недели. А мне нужно отдохнуть и прийти в себя.
– Спасибо вам, учитель.
– Всё для тебя, юная мазохистка. Когда-нибудь Всевышний принесёт свет эмбриону твоего благоразумия, – устало сказал Заган и на несколько дней закрылся в одной из своих комнат.
Сагрит надолго оказалась предоставлена сама себе. В полном одиночестве она много спала, много думала, вспоминала. Иногда украдкой покидала лабораторию и сидела у входа в подземелье, дыша свежим воздухом и впитывая поражённой оспой кожей ласковый ветер.
Периодически, без особой надежды пыталась заставить потянуться к себе цветок, испариться каплю росы, силой мысли взрастить на ладони хотя бы крошечный сгусток своей энергии, но так ни разу и не достигла результата. Цветок приподнимал головку и сразу увядал, капля росы скатывалась с травинки, слабые искорки энергии теплели под кожей и растворялись, так и не увидев свет.
День итогового испытания неумолимо приближался, но для Сагрит это уже не имело значения. Выбор был сделан изначально, избранная тропа, виляя, расстилалась в совершенно противоположные от пути её собратьев дали. В пугающую неизвестность, упирающуюся в последний тупик – смерть.
Прикасаясь к лицу, Сагрит ощущала под пальцами жуткие и наверняка уродливые рубцы, которые учитель наказал смазывать какой-то пахучей мазью. По ходу выздоровления, рассыпанные почти по всему телу наросты вскрылись, сбросили последние корки, подсохли и сгладились. Но с лица окончательно так и не исчезли. От всего лба по правому виску до скулы растянулись рубцы из десятков дряблых ямочек. Первый раз в жизни Сагрит радовалась своей слепоте. Она понятия не имела, как выглядела до болезни, и сейчас, предложи ей кто-нибудь вернуть зрение, предпочла бы остаться незрячей. Только бы не увидеть своё отражение.
