– Откройте дверь что ли, – обратился он к Лиде.
– Не надо, – послышалось из соседней комнаты.
Доктор быстро шагнул в полутемную комнату.
Старуха лежала у стены, укрытая одеялами, шубой, тряпками, даже потертый коврик лежал на её ногах. Лишь блестящие глаза, острый нос и длинные седые волосы выдавали человека. Её словно забыли среди этого мусора.
– Здравствуйте, Матрёна Петровна, это я, Лида. Я с доктором пришла, он хочет на вас посмотреть, – засуетилась Лида.
– Чего на меня смотреть, – проворчала бабка, – чай не красавица.
У изголовья стоял ковш с водой, кусок хлеба, в яичной скорлупе валялось несколько луковиц.
– Это соседка заходит, – пояснила Лида, доставая из сумки свежий хлеб, – я вам ряженки принесла, как вы любите.
– Как вас зовут? – спросил доктор.
Старуха перевела на него бесцветные глаза, и ответила, – Карасёва Матрена Петровна.
– Сколько вам лет?
– Восемьдесят.
– Что с вами произошло, помните?
– А и шла с почты, и упала, – без эмоций, словно о ком-то другом сообщила бабка, – вот и лежу с тех пор.
– Перелом шейки бедра, – вздохнула Лида.
Доктор прошёлся по комнате. На полу стояло несколько стопок слипшихся книг, какие-то мешки и чемодан, развалившийся шкаф грудой стоял в углу, рядом с костылями, на стене висело зеркало, слабо отражавшее всё вокруг, ни люстры, ни светильника не было, свет проникал через единственное не заколоченное окно.
– А родные есть?
– А то, племянник!
– Да нет у вас никого, ну чего вы придумываете, – возмутилась Лида.
– Есть, милая, есть, – оживилась бабка, – я же адрес тебе давала, али позабыла?
– Да писали мы письма, в Мурманск, – возразила Лида, – и по адресу, и в милицию не нашли там никого.
– Да есть милая, есть. Моряк он, приедет, обязательно приедет.
Лида только вздохнула.
– Пойду я к соседке сбегаю, – сказала она и выскочила.
Бабка принялась рассматривать доктора.
– Вы зачем пришли?
– Осмотреть вас.
Бабка закашлялась.
– Чего там смотреть, не ходют ноги, и всё. Во как.
Доктор ещё раз обошел комнату, и остановился у мутного окна. Где-то за стеной, звякая цепью ходил Тубо, тихо моросил в стекло дождь, с улицы в комнату заглядывало чьё-то лицо, это было лицо доктора. Отражение безразлично смотрело сквозь доктора, словно это он был отражением. Сергей Юрьевич нахмурился и отвернулся. Он как-то устал за эти дни, да и за годы, пожалуй, тоже, хронически устал. Он научился скрывать свои мысли, и пациенты никогда не могли понять, о чем он думает. А он просто скрывался от них, потому что они ему надоели, и почти всё в мире стало безразличным. Вот это оставшиеся почти всё он и хотел найти. Как доктор он делал свою работу хорошо, но вот сам человек куда-то исчез и спрятался.
