– И какова же эта правда?
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы найти нужные слова.
– Я не хотела, чтобы он рассказал, как я убила двоих. Теперь я, по крайней мере, могу отделаться от трупов. Как вы от тех двух. Теперь нас могут всего лишь подозревать.
– Вы это задумали, когда уединялись с ним в спальне?
– Да.
– А почему скрыли от меня?
– Потому что считала, что вам это не понравится.
– Можно подумать, что вы готовы плясать от радости.
– Я сделала то, что должна была сделать, Джьянни, – очень тихо проговорила она.
Джьянни промолчал, но она, как видно, уловила неодобрение у него на лице, и это ее задело.
– Простите, если я огорчила вас, – сказала она.
– Я отнюдь не безгрешен. Я просто не понимаю вас.
– Как же вам понять меня? Ведь вы едва меня знаете.
Она, пожалуй, права, подумал Джьянни.
– Все, что вам известно, вы прочли в этой дурацкой компьютерной распечатке. То есть кучу лжи, которую я сообщала для прессы.
– Так расскажите мне правду.
Она покачала головой:
– Боюсь, что после этого вы уж точно бросите меня.
– А вы попробуйте.
– Не могу воспользоваться этой возможностью. Тем более сейчас. С тремя трупами агентов ФБР в моем доме.
Ну что ж. Он по крайней мере понял, что она лжива, и к тому же сама себя считает немногим лучше шлюхи. Но понял он также и то, что бросить ее никоим образом не может.
Генри Дарнинг, высокий, импозантный мужчина с выразительными глазами, читал лекцию перед огромной аудиторией в Колумбийской юридической школе в Нью-Йорке. Это была одна из многих таких лекций, которые он регулярно произносил с наиболее престижных подмостков страны.
Дарнинг обращался к обществу в такой и разных других формах, потому что выступления позволяли ему быть увиденным и услышанным именно так, как ему хотелось. Он считал, что любое выступление заключает в себе пропагандистские возможности. У вас есть идея, концепция, намерение – и вы их распространяете. Если вы делаете свое дело достаточно хорошо, если ваши слова доходят, то они непременно западают в души и оказывают на них влияние.
Что касается его самого, то Дарнинг, министр юстиции Соединенных Штатов, старался внушить думающим слушателям, что даже самые лучшие законы не имеют никакой цены, пока их истинный дух не воспринят должным образом, не усвоен и не введен в практику.
О чем он толковал сегодняшней аудитории? Какие быстродействующие лекарства для застойных болезней страны предлагал он со своим обычным напором?
Никаких легких решений. Он развивал свою основную и главную доктрину: до тех пор, пока для какого-либо одного американца, мужчины либо женщины, негра, белого или желтокожего, родившегося в Штатах или за их пределами, существует угроза ущемления его законных прав, эта угроза существует и для любого другого американца.
