– Не открывай глаза, – глухим шепотом произнес Семён.
Его ладонь нагрелась и, словно магнит, потянулась к Гришиному лицу, замерла в паре сантиметров ото лба. Пальцы еле заметно зашевелились, как антенны, пытаясь уловить невидимый сигнал. Ладонь несколько раз качнулась вправо и влево и непроизвольно стала опускаться ниже, по сантиметру «обследуя» Григория. Оказавшись на уровне бедра больной ноги, рука Семёна остановилась и вдруг стала такой горячей, как будто он держал ее над зажжённой свечкой.
– Ну, давай же, иди сюда, – шептал Семён то ли вслух, то ли про себя.
Его рука безошибочно определила не только пораженный болью участок, там отчетливо ощущалось что-то инородное – то, чего там быть не должно, то, что мешало и день за днем убивало. Несколько секунд ожесточенного противостояния – и Семён почувствовал в своей ладони какой-то странный сгусток, не поддающийся распознаванию наощупь. Что-то мягкое и достаточно плотное – вроде теста, которое Валя ставила на пироги, но при этом невесомое и очень горячее. Семёну казалось, что он схватился за раскаленную кочергу.
– Не отпускай! Еще немного! – пульсировал в голове голос Арсения.
Семён стиснул зубы, по лицу его бежали струйки пота, сердце колотилось, как бешенное, и он еще сильнее сжал руку в кулак.
– Сёмушка, отпусти, мне больно! – вдруг раздался родной голосок.
Голосок был такой жалобный, в нем было столько страдания, что Семён на долю секунды растерялся и едва не разжал руку.
– Не отпускай! Это не Валя! – пронзительно крикнул Арсений.
Этот крик привел Семёна в чувство, и он сдавил неведомую субстанцию еще сильнее, уже не обращая внимания на невыносимый жар. Пот с него катился градом, а в груди грохотали барабанные ритмы странного обряда, который подбирался к своей кульминации.
Еще несколько секунд и весь дом – а может, все это происходило только у Семёна в голове – сотрясся от истошного старушечьего вопля. Вещество в его раскаленной руке стало резко уменьшаться, оно все таяло, пока не исчезло совсем.
Семёну было душно, он пытался вдыхать поглубже, чтобы унять сердцебиение и успокоиться самому. Когда ему удалось, наконец, справиться с дыханием, он обратился к Григорию, который, казалось, все это время проспал:
– Григорий, глаза пока не открывай. Слушай, что я скажу. Сейчас, как выйдешь от меня, отправляйся прямиком домой, по дороге ни с кем не разговаривай и дома тоже. Сразу ложись спать, ты очень слаб сейчас. Кивни, если понял!
