– Да на счёт финансирования. Очень уж не охота глотать деньги, чтобы потом в прошлом, куда вы нас отправите…
– Ой, Шестой, ты меня уморил! А если тебе понадобится для работы мешок денег или два? Нет, друг мой, столько ты не сожрёшь и в прошлое не пронесёшь. Все ваши деньги уже там, в прошлом.
– Как это?
– В нашем коллективе работает один специалист по кладам. Не по тем, которые всем теперь известны, а как бы это сказать?
– Чёрный копатель?
– Можно и так сказать. Благодаря ему мы знаем теперь некоторые старинные заначки. Кое-какими мы уже воспользовались, чтобы построить нашу базу и вести темпоральную войну, кое-какими воспользуетесь вы, когда уйдёте в прошлое. У каждого будет свой клад, благодаря им, мы будем знать, кто из вас удачно добрался до нужного отрезка времени и места, да и собственно до клада.
– А, что, у нас есть другие мрачные варианты?
– Не буду тебе врать, Шестой, возможно всё. С историей и временем шутки плохи. Смотри, вот здесь будет зарыт твой клад. Это произойдёт примерно через месяц после твоего прибытия на место, тьфу, на время. Язык сломать можно. Короче, как будешь там, сразу клад не отрывай, его там ещё не будет. Вот ещё что. У тебя сегодня горизонтальная позиция намечается, мешать не будем, но ты постарайся развести эту красавицу на откровенный разговор. Что-то у меня на душе не спокойно.
Тогда я кивнул головой, но вовремя ночных постельных баталий с Линдой допрос с пристрастием вёл не я, а она. Девица предлагала изменить точку сборки, не встречаться со всеми ребятами из команды, чтобы вдвоём свить своё гнёздышко, только в её синих глазах я видел пустоту синего неба. Теперь там не было даже ненависти, планы видимо поменялись. А вопросы межу тем лились с детской непосредственностью. Как я сюда попал? Как меня нашли? Где зарыт наш будущий семейный, то есть мой клад? Я как влюблённый кретин выложил всё – то есть врал безбожно и самозабвенно.
Что мне ещё запомнилось? День моей транспортировки в прошлое. За два часа до переброски меня положили под капельницу, самочувствие сразу стало отвратительным, но деваться было некуда. Эта внутривенная дрянь помогала проникнуть в прошлое цельным, а не виде фарша.
Когда заработала машина переброски, в глазах моих всё завертелось, в ушах стоял звон, и казалось, что одновременно в моей голове тысячи человек пытались мне что-то сказать. Вдруг я понял, что что-то пошло не так, в голове, а может и где-то рядом раздался крик:
