Ударил ногой по широченной плахе — та упала, открывая щель тайного прохода. И протиснулся в дырку, зацепившись за что-то рукавом. Рванулся — послышался треск сукна, и внезапно, как выброшенный из пращи камень, Алексей покатился вниз по склону, приминая собственным телом снег, и смяв колючий куст боярышника.
— Вот он, злодей, имай!
Громкий крик раздался совсем рядом, и Алексей с трудом поднялся на ноги, отер рукавом запорошенное снегом лицо. И оскалился, зарычал от отчаяния и животного страха, накатившего жуткой волной с ощущением полной безнадежности. Еще бы — в овраге его поджидали трое в епанчах, с фузеями — видимо знали в Преображенском Приказе, тайном сыске царя Петра, о спасительном лазе.
— Живьем не словите, падлы!
Шпаги в руке не было, видимо потерял при падении вниз. Зато за поясом был второй пистолет, заряженный. Его Алексей и выхватил, отвел ударник и поднял, нацелившись в подбегавшего к нему солдата. И попал бы — но тут его сбил с ног скатившийся со склона преследователь. Рухнув в снег, он сразу же попытался вскочить на ноги.
— Имай его, братцы!
— Бей, Кузьма, зверя!
— Вяжи!
Последнее, что увидел Алексей, это летящий прямо в лоб приклад фузеи. Огненное солнце взорвалось в голове, поглотив вспышкой боли разум. И нахлынула темнота…
Алексей застонал, с трудом повернулся на бок — его мучительно, до спазмов, затошнило. Удержаться ему не удалось, руки оказались спутаны за спиной — вырвало, когда он уткнулся головой в каменный пол. Зловоние резко ударило в ноздри, и в надрывно болевшей голове понемногу стало проясняться. Вернулась способность видеть, слышать и размышлять.
— Да, попал в самую задницу…
Самая натуральная тюремная камера, тут ошибки быть никак не могло. И, похоже, что находится она на цокольном этаже, или по-местному в подклети — те обычно возводились из камня. Воняло мерзко — на полу какая-то липкая грязь, в углу деревянная кадушка. Именно от нее шло такое «амбре», что любое зловоние запахом роз покажется.
Каменные стенки даже на вид склизкие — зима на дворе, а покрыты какой-то слизью. Тусклый свет идет в широкую щель сверху, у притолоки, и, судя по оранжевому цвету, пляшущему по стене — там горит лучина. Факел ведь гораздо больше света дает.
— Каменный мешок, твою мать…
Ругань застыла в горле, а потом пошла наружу — Алексея мучительно вырвало, он только и смог как переместить голову в сторону от выблеванного. И зажмурил глаза, пытаясь представить, что видит жуткий сон. Не получилась — запах говорил о том, что все ему не снится, да и тошнота никуда не уходила — ощущение прескверное.
