Разумеется, она в шоке. Лар для нее смысл жизни, а она его обожгла. Он прислушался к себе и понял, что просто не чувствует Аврору. Совсем.
— Скоро буду.
Нажав отбой, вернулся в кабинет, где инд Хамир и его помощник уже выглядели не просто недовольными, а раздраженными.
— Сожалею, но я вынужден вас покинуть. Эден инд Хамир. Эден дель Регор, продолжим нашу беседу чуть позже.
— Что? — вскинулся инд Хамир, сдвигая брови и поднимаясь. — По какой причине?
— Экстренные обстоятельства.
— Какие именно?
— Экстренные, — он широким шагом прошел к дверям и распахнул их.
— В наших краях, риамер Вайдхэн, — голос инд Хамира звенел от гнева, — прервать переговоры без объяснения причин считается оскорблением.
— В Рагране, — теперь раздражение примешивается и в его голос — там его женщина, которой нужна помощь, а он тратит время на пустые разговоры с этими недодраконами, — не принято оскорблять гостей. Но если гостям настолько хочется оскорбляться, им это не запрещается.
Вот выйти из кабинета первым — это действительно дурной тон, но именно так он сейчас и поступает. Потому что ждать, пока они вынесут свои тела в приемную времени нет. Потому что он не знает, не чувствует, что с Авророй, а когда почувствует, может быть слишком поздно.
— Трин, проводи гостей, пожалуйста, — на ходу бросил секретарю, касаясь коммуникатора и вызывая водителя.
Он у нее уже через полчаса. Было бы гораздо быстрее, если бы не наблова истерика, которую инд Хамир закатил прямо в приемной. Натуральная истерика, недостойная не то что президента Лархарры, возглавляющего страну уже несколько приличных сроков (бессменно, пустившего корни в пески), а даже женщины, которая умеет держать себя в руках. Впрочем, до его истерики ему нет никакого дела, а вот до одной маленькой, хрупкой, но очень сильной женщины есть.
Поэтому он сейчас взлетает по лестнице к ее спальне и стучит костяшками пальцев по двери:
— Аврора! Аврора, открой.
Она открывает на удивление сразу же, как будто только его и ждала. Белого цвета, у нее и без того светлая кожа, но сейчас она кажется просто белее снегов. Он шагает внутрь, ощупывая ее взглядом — а потом резко притягивает к себе и обнимает. В его руках Аврора кажется еще более хрупкой, но сейчас ощутимо напрягается.
— Бен, — тихо говорит она, явно пытаясь отстраниться, — я его обожгла. Я причинила ему боль. Я не нарочно, но… но…
Вот видно же, что сейчас заплачет. Странно, но представить именно ее плачущей очень сложно, настолько несгибаемый стержень чувствуется внутри этой женщины. Поэтому он увлекает ее за собой на небольшой диванчик у окна и, глядя ей в глаза, спрашивает:
