– Рада это слышать и, да, наша дочь заслуживает твоей заботы, но не я. Я не могу принять от тебя такой подарок, в моей душе все перегорело. Ты знаешь, что я убила двух твоих первых жен из-за моей безмерной любви к тебе? Я четыре года разрывалась между долгом служить своему народу, растить наших детей, как будущих правителей этого народа, и желанием рассказать тебе все обо мне, о моем племени, о наших детях и, возможно, расстаться с жизнью от твоих рук. Ты, безусловно, был уверен, что я убила тебя потому, что предпочла первое. В очень малой степени, возможно, это послужило толчком к тому, что я высосала твою кровь. Однако главной причиной моих действий было то, что я поверила в твое предательство, и в то, что ты собирался отдать меня в руки инквизиции. Твой друг, философ подсунул мне одну записку.
Произнеся это, Ангелина ушла в другую комнату и принесла свою шкатулку с драгоценностями. Она достала оттуда почти истлевший кусок пергамента, на котором виднелся текст, написанный от руки, и какая-то печать. Когда эльф прочитал текст записки и разобрал подпись на ней, он сразу вспомнил тот единственный бал, на котором они танцевали с Ангелиной. Эльф хорошо запомнил священника-иезуита, представленного ему герцогом, прежде всего, из-за его неприятного, пристального взгляда, в котором легко читались ненависть и страх. Эльф некоторое время молчал, пытаясь погасить вспышку бессильной ярости. Немного успокоившись и, горько усмехнувшись, он продолжил разговор с Ангелиной:
– Не сомневаюсь, что философ подстроил все это с единственной целью, опорочить меня в твоих глазах, и занять вакантное место твоего мужа. Думаю, он не предполагал, что твое разочарование во мне, сделает из тебя отчаявшуюся мужеубийцу. Он рассчитывал, что о моей мучительной смерти от рук инквизиторов позаботится более могущественный соискатель твоей любви, герцог. Что ты сделала с моим «другом» после того, как выяснилось, что он подстроил все это?
– Я отдала его своим поданным на растерзание. Уверяю тебя, он умирал долгой и страшной смертью. Человека-мыши кормили его, чтобы он продолжал жить, а затем высасывали из него столько крови, чтобы он едва, едва оставался жив. Потом, они опять воскрешали его для следующего обескровливания. Мои поданные оторвали его умную голову философа, когда нашему племени, и мне с детьми пришлось покинуть приветливый край. Мы благоденствовали в этом королевстве, благородя графу М., умнейшему, образованнейшему человеку, который научил нас способу мирного сосуществования с людьми. В те времена, основным методом лечения болезней считалось кровопускание. По тогдашним представлениям, мы, высасывая дурную кровь, оказывали пользу нашим жертвам. Наши богомерзкие пиршества превратились в акты милосердия, спасавшими приверженцев греха чревоугодия от инфарктов и инсультов. Граф настаивал, чтобы мы питались только толстяками. Он выслеживал чрезмерно располневших мужчин и женщин, и мы проводили с ними «лечебные, профилактические мероприятия». Этот великодушный человек прошел с нами через все муки ада гонений, голода и грозных эпидемий. Граф погиб, вызволяя из лап волшебного змея, мало, что значащую для большинства европейцев, китайскую фею. Из-за борьбы за ее спасение наше племя вынуждено было столкнуться в кровавой битве с нашими родственниками, приютившими нас. В результате этой бойни были растерзаны, почти все, мои поданные и люди из другого племени. Мало того, я оказалась, отчасти, виноватой в эпидемиях страшных болезней, и появлении «бессмертных крыс», носителей этих болезней в Европе и, возможно, таких же разносчиков заразы: «вечно живущих» летучих мышей в Китае. Моя душа давно мертва, и, вдобавок, я предала тебя, я стала любовницей маркиза Бутадеуса.
