Я судорожно сглотнула. Мы снова замолчали. Я глубоко вдохнула. Кожа. Морская соль. Джей. Дом. Безопасность.
Было несколько вопросов, которые нужно задать, когда жених говорит, что его невесте понадобится защита, потому что жених, о котором идет речь, ведет враждебные переговоры с русской мафией.
А именно, что, черт возьми, ты делаешь, и откуда у тебя связи и переговоры с русской мафией?
И еще куча других вопросов об уровне опасности, в которой он находился, сколько лет тюрьмы принесут ему эти переговоры, если полиция узнает. Неужели это будет моей жизнью — беспокоиться о русской мафии?
Или что-то в этом роде.
Вместо того чтобы задать все эти вопросы или хотя бы один, я промолчала.
***
Я опоздала на ужин с человеком по имени Эрик, который меня подвез, и сидел через два столика. Эрик был афроамериканцем, с сильной челюстью, широкоплечим, с вайбом «не связывайся со мной». А еще он похвалил мои туфли.
Хотя я опоздала на ужин на сорок минут, я пришла первой. Рен ворвалась меньше чем через минуту после того, как официантка принесла мартини.
Она осушила его в ту же секунду, как села задницей на стул.
— Еще два, пожалуйста, — сказала она официантке, которая проходила мимо столика. — Ясмин все еще в офисе, Зои застряла в пробке, — сказала она в приветствии. Ее щеки пылали, а волосы представляли собой ослепительный беспорядок кудрей. — Наверное, я опоздала по той же причине, что и ты. У меня между бедер застрял очень горячий мужчина, — подмигнула она.
Я невольно улыбнулась в ответ, несмотря на свое настроение.
— С Карсоном по-прежнему все хорошо? — спросила я, хотя на самом деле в этом не было необходимости.
— «Хорошо» было бы преуменьшением.
— Я рада за тебя, милая, — я говорила правду. Мне нравилось видеть свою девочку такой счастливой.
Рен ухмыльнулась.
— Я тоже счастлива за себя. А моя вагина еще счастливее, — усмехнулась она, шевеля бровями.
— А как насчет сердца? — неуверенно спросила я.
Рен еще не признала, что любит Карсона, хотя он, черт возьми, почти жил в ее доме, она даже не думала о том, чтобы расстаться с ним, и все это продолжалось несколько месяцев назад. Почти год.
Для Рен это вечность.
Она вздрогнула.
— Мое сердце принадлежит Александру Маккуину. Британский дизайнер, — сказала она как ни в чем не бывало.
— Александр Маккуин мертв, — указала я.
— Значит, мое сердце тоже.
Я прищурилась, готовая назвать это чушью собачьей, но она посмотрела на свой телефон, который жужжал на столе.
